Люку померещилось или на худом лице Сильюна он действительно заметил проблеск настоящих эмоций?
Ну разумеется, показалось.
В дверь постучали. Должно быть, кофе принесли. И Люк подозревал, что знает, кого из девушек Девин прислал. Он не хотел, чтобы Койра находилась в обществе этих двух Равных. Он не хотел, чтобы Сильюн возымел к ней какой-то интерес. Ничего хорошего такой интерес не сулил.
Люк рванулся было к двери, но Крован его остановил, так что ему оставалось только наблюдать, как с дымящимся кофейником вошла Койра.
– Куда мне его поставить, милорд? – спросила она, не поднимая глаз.
– Неси прямо ко мне, – сказал Сильюн.
Она подошла к Сильюну, не отрывая глаз от роскошного турецкого ковра на полу. Она прекрасно могла рассмотреть грязные сапоги лорда Фар-Карра. Сильюн протянул руку и взял чашку с подноса.
Он выжидательно протянул чашку Койре. И Люк, черт возьми, знал, что он собирается делать. Он понял это по тому, как едва заметно дернулись в самодовольной усмешке уголки рта Сильюна.
Койра подняла кофейник, Сильюн – чашку. Чуть выше. А потом еще выше, пока Койре не пришлось поднять глаза, чтобы видеть, куда наливать.
У Люка руки чесались дать Сильюну в ухо за такие шуточки. Но тут он увидел, что взгляд Сильюна вовсе не похотливый и нацелен не на лицо Койры, как это сделал бы его старший брат. Сильюн внимательно изучал золотую полоску на ее шее. У мужчин Эйлеан-Дхочайса их скрывали ворот рубашки и галстук, а вырез ее простого черного платья оставлял шею Койры полностью открытой.
Сильюн протянул руку и коснулся золотой полоски, Койра ахнула и дернулась. Люк с трудом удержался на месте. Крован вскочил со своего кресла.
– Не трогай ее! – крикнул он.
– Ой, прости, – сказал Сильюн в своей обычной манере, не подразумевавшей никакого извинения. – Мне было просто любопытно. Красивая штука, она привязывает к этому месту, я полагаю. Насколько я помню, у Собаки, когда его передали Гипатии, такого ошейника не было. Ты слышал, что он сорвался с поводка после взрыва Восточного крыла? Оказался такой плохой собакой. Как же ты его сделал? По принципу ожерелья Грох? В Кайнестоне я тоже использую привязку к месту, только не в виде ошейника. – Сильюн остановил взгляд на Люке. – Возможно, мой прием недостаточно хитроумный.
– Койра, оставь нас, – приказал Крован.
– Благодарю за отличный кофе. – Сильюн допил кофе и поставил чашку на поднос. – То, что нужно, после ужасного полета на вертушке. Как только люди могут так перемещаться в пространстве? Противоестественный способ.
Он подарил Койре очаровательную улыбку, но она уже успела опустить голову. Когда она проходила мимо, Люк коснулся ее руки, желая выразить свою поддержку.
– Достаточно любезностей. Теперь к делу, – бодро заявил Крован и в подтверждение своей решимости закатал рукава. – Решение Боуды снимает всякие опасения, что однажды его в здравом уме и твердой памяти потребуют представить для очередного допроса. И тот факт, что мы теперь знаем, что это лорд Рикс заставил его замолчать, поможет нам. Хэдли, сядь. Я не хочу поднимать тебя с пола, если ты упадешь.
Крован указал на кресло, которое освободил Сильюн. Люк не спешил подчиняться:
– Зачем вы приехали?
– Ищу ответы на интересующие меня вопросы, – ответил Сильюн, небрежно убирая упавшие на лицо волосы.
Воспоминания всколыхнулись в глубинах замусоренного мозга Люка, с трудом пробиваясь на поверхность.
Серое утро перед судом. Сильюн в кресле. И его почти шепотом сказанные слова: «Ты будешь полезен мне там, куда тебя отправят».
И еще одно воспоминание. Винный подвал в Кайнестоне. И Сильюн выдыхает ему в самое ухо: «У меня есть несколько вопросов. И сейчас ты – мой шанс найти на них ответы».
– Какие вопросы? – насколько мог твердым голосом спросил Люк. – Вы сказали, что кто-то сознался в том, что произошло в Кайнестоне, какой-то лорд, он хотел убить Зелстона или вашего отца. Какие еще нужны ответы?
– О, это просто факты, Люк. И никому нет дела до фактов. Нас с Араилтом интересует другое: можно ли Молчание, которое лорд Рикс наложил на тебя в Кайнестоне, снять или разрушить. Молчание – это та область, в которой специализируется мой ученый друг. Уверен, ты заметил, с какой увлеченностью он этим занимается. – Сильюн кивнул в сторону Крована, тот самодовольно оскалился. – На данный момент нам известно, что акты Молчания и Тишины может снять только тот, кто их наложил, – продолжил Сильюн. – Наш мир построен на тайнах, скрытых Молчанием и Тишиной. – Только представь, что бы обнаружилось, если бы мы смогли все тайное сделать явным. В твоем случае мы знаем, кто наложил Молчание и что за этим скрыто. Иными словами, мы знаем параметры, с которыми имеем дело. Идеальные условия для эксперимента.
– Я вам для этого не нужен, – попробовал возразить Люк, но Крован толкнул его в грудь, Люк отлетел и упал в кресло. – В этом замке полно людей, которых наш хозяин заставил все забыть, вам есть на ком практиковаться. Или, если вам нужны, как вы говорите, параметры, вы можете стереть у человека память о том, что он ел на завтрак, а затем проводить свои эксперименты.
– Думаю, Хэдли, в тебе сейчас говорит бунтовщик, взволнованный судьбой своего сообщника, – ответил Крован. Единственное, что теперь отражалось в стеклах его очков, – перепуганное лицо Люка, увеличенное и искаженное. – И ты пытаешься спастись, подставив вместо себя кого-то другого. Ты не успел приехать сюда, как без всякого повода тут же ввязался в драку с такими же простолюдинами, как и ты сам. Это свидетельствует о твоей неполноценности.
– Что вы имеете в виду? Почему это я хочу кого-то подставить вместо себя?
– Потому что такие эксперименты разрушают мозг, – сказал Сильюн Джардин, опускаясь рядом с Люком на корточки. И если странные стекла очков Крована приводили Люка в замешательство, то взгляд Сильюна пугал. В черной бездне его глаз что-то мерцало, как золотой огонь. – А теперь замолчи и вспомни, что́ я тебе обещал.
Сильюн приложил палец к губам, прежде чем опуститься в кресло напротив. Он подпер рукой щеку и приготовился наблюдать.
Что интересного он ожидает увидеть?
Ответ Люк получил незамедлительно, когда его позвоночник выгнулся, а голова запрокинулась от свирепого вторжения Крована в его мозг. Если его мысли представляли собой запутанный клубок, то Дар Крована, как мачете, разрубал узлы, продираясь к цели.
Люк стонал и выл. Крован уже вырвал из его памяти огромные фрагменты. Когда эксперимент завершится, от его мозга ничего не останется. Память будет разодрана в клочья. Каждое движение Дара он ощущал как резкий поворот раскаленного ножа в мозгу. Но Крован наслаждался болью. Телесные пытки были для него развлечением. Почему он с Люком должен проявлять деликатность?
И он не был деликатным, напротив, даже превзошел себя в изуверстве.
