Бабетта так была потрясена неожиданной встречей, что ничего не могла ответить на дежурные комплименты, которыми осыпал ее вежливый молодой человек, но ее невинный взор говорил за нее яснее ясного. Видя, как взволнована сестра, Виктория отправилась одна занимать места. Как только молодые люди остались наедине, Филипп Леба произнес небольшую речь, которую, несомненно, приготовил заранее для именно такой уединенной встречи.
– Я знаю, как вы добры, – начал он, – и это дает мне мужество доверить вам самую важную для меня вещь в этой жизни. Я хотел бы попросить вас помочь мне обрести жену, веселую, красивую, любящую приодеться и повеселиться… Жену, которая не слишком страстно хотела бы сама кормить детей, потому что дети превращают женщину в рабыню и лишают всех удовольствий.
Простодушная Бабетта не поняла, что речь идет о ней самой. Она впала в такое отчаяние, так была потрясена, что готова была лишиться чувств. Она побледнела, пошатнулась, и Леба схватил ее ледяные руки и, согревая, стал просить прощения. Он видел, что причинил ей боль, но он хотел только узнать, как она к нему относится и отвечает ли ему взаимностью. Что последовало, можно догадаться, и только появление Виктории прервало милованье влюбленных голубков.
В тот же вечер в саду Тюильри, где мадам Дюпле имела обыкновение прогуливаться, Филипп Леба под крики, несущиеся с площади Революции, подошел к ней и официально попросил руки ее дочери. Бабетта наблюдала за ними издалека. Само собой разумеется, мать семейства ему ответила, что в доме все решает отец и еще надо поставить в известность их «доброго друга». Леба должен был явиться в дом на улице Оноре на следующий день в девять часов вечера.
Всю ночь Бабетта не сомкнула глаз. Но тревожилась она напрасно, Робеспьер ничего не имел против этого брака. Он прекрасно знал Леба и хорошо относился к молодому человеку, но откуда было знать об этом Бабетте? На следующий день Бабетта в девять часов с бьющимся сердцем гладила белье на кухне, а в соседней комнате решалась ее судьба. Вот наконец позвали и ее, она предстала перед семейным советом, словно перед судом, и отец с суровостью истинного судьи сообщил ей о предложении, сделанном Леба. Бедняжка растерялась, что-то забормотала и расплакалась, и только тогда ее подтолкнули к Филиппу, дабы он запечатлел поцелуй, положенный при обручении. После чего Бабетту вновь отправили на кухню гладить. В конце концов, по-римски мы живем или не по-римски!
С Робеспьером до самой смерти…
26 августа 1793 года в городской мэрии Филипп Леба и Бабетта были объявлены мужем и женой в присутствии художника Давида, семейства Робеспьер, Эбера и всех Дюпле. Молодые супруги поселились в маленьком домике на улице Аркад. Одиннадцать месяцев счастья, которые были отпущены Бабетте, начались. Ровно одиннадцать, не больше и не меньше. Но это были сказочные месяцы, сродни нескончаемому свадебному путешествию. В декабре и в самом деле случилось путешествие. Сен-Жюст и Леба были отправлены с поручением в армию. Благодаря Робеспьеру Бабетта и сестра Филиппа Анриетта получили разрешение сопровождать его. Анриетта была молоденькой, хорошенькой и очень нравилась Сен-Жюсту. Путешествие вчетвером было самым веселым и радостным. Сен-Жюст читал сцены из Мольера и вместе с Филиппом распевал арии из итальянских опер. Все, кто видел большую государственную карету и двух мужчин с трехцветными кокардами на шляпах, и представить себе не могли, как весело было в ней ехать.
В Париж они вернулись в начале января, а двадцать дней спустя Филипп и Бабетта вновь отправились на север. Бабетта ждала ребенка, беременность перевалила за середину, и муж оставил ее в Фревен у своего отца. А когда молодые уезжали, они взяли с собой Дезире, младшего брата Филиппа. Теперь молодых людей было уже четверо, им нужна была более просторная квартира, и они переселились на улицу, которая носит теперь название Камбон. Новая квартира была гораздо больше их уютного гнездышка на улице Аркад, и Бабетта была этим очень довольна, думая о будущем ребенке. Анриетта трогательно ухаживала за невесткой, и все шло как нельзя лучше.
Не желая омрачать свое семейное счастье, Филипп таил в себе мрачные мысли, которые все чаще приходили ему в голову. Он видел, как усложняется политическая ситуация. Страх, который внушал Робеспьер, подогревал ненависть к нему. Вечером после праздника Верховного Существа[26] молодой человек с безнадежным отчаянием сказал жене:
– Родина погибла.
Нет, родина не погибла, к гибели был близок Робеспьер, а Филипп прекрасно знал, что его судьба тесно связана с судьбой его старшего друга. Ему было страшно. 18 июня у него родился сын Филипп, он радовался, но в его радости было что-то вымученное. Террор уже бушевал.
2 термидора, когда Филипп вместе с женой прогуливали сына в парке Марбёф, он внезапно произнес:
– Это не было бы преступлением, я выстрелил бы в тебя, потом в себя. По крайней мере, мы бы умерли вместе. Но есть еще этот бедный младенец!
Можно себе представить, какое впечатление произвела подобная фраза на счастливую молодую женщину. Перепуганная Бабетта решила, что ее муж сходит с ума, но он был так нежен с нею, что она успокоилась. Она пока еще не понимала, как близок конец.
Когда утром 9 термидора Леба ушел в Конвент, Бабетте и в голову не пришло беспокоиться, она была слишком занята своим малышом. Конечно, она знала, что у доброго друга какие-то неприятности, но не сомневалась, что такой человек может справиться с любой, самой страшной из катастроф. Увы! Когда Филипп вернулся домой во второй половине дня, он был уже в статусе арестанта, и его сопровождали солдаты, которые пришли делать обыск. Робеспьеру не дали сказать даже слова, сразу отправили в тюрьму. Филипп решил разделить его участь. Когда спустя час и его повели в тюрьму, квартира была перевернута вверх дном, Бабетта лежала в обмороке.
Вечером того же дня Анриетта принялась приводить понемногу квартиру в порядок, и вдруг – о радость! – вернулся Филипп. Его освободили!
С радостным восклицанием Бабетта бросилась ему на шею, но Филипп ласково освободился из ее объятий. Сейчас не время спокойно сидеть дома. Он зашел только переодеться, ему нужно спешить к парижской мэрии. Робеспьер призвал себе на помощь вооруженных секционеров, чтобы бороться с Конвентом. Филипп будет сражаться рядом с Робеспьером в этом последнем бою.
Напрасно бедная женщина молила его остаться, Леба не пожелал ее слушать. Он отвел ее руки и на прощанье сказал только одно:
– Мой долг принять мою судьбу, ты остаешься с нашим сыном. Научи его любить родину. Скажи ему, что отец ради нее пошел на смерть.
Бабетта не рассталась с мужем, она пошла вместе с ним. У порога мэрии он еще раз с ней простился. И только когда он исчез в доме Коммуны, Бабетта заплакала и пошла домой вместе с Анриеттой, которая бежала за ними следом. Дома женщины старались не вслушиваться в крики толпы на улице, а парижане кричали: «Долой Робеспьера! Долой Сен-Жюста! Долой Леба!» Все трое были объявлены вне закона. Бабетта провела страшную ночь. Она лежала на полу, больная от отчаяния. Час тянулся за часом. На третий день утром она узнала правду. В момент ареста Филипп застрелился. Робеспьер хотел тоже застрелиться, но промахнулся. Гильотинировали и живого, и мертвого. Бабетта еще узнала, что вся ее семья арестована и что мать ее умерла. Она повесилась в камере. Бабетта не сомневалась, что очень скоро придут и за ней. Но в этот час смертельных испытаний в хрупкой Бабетте проснулось мужество истинной римлянки.
