Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
Я. Е. Чадаев: Соратники Сталина, прежде всего из его ближайшего окружения, в своем большинстве были, несомненно, людьми инициативными, достаточно грамотными, опытными, политически подкованными, не лишенными организаторских способностей, а некоторые из них — и большого таланта. По своему характеру, стилю работы и деловым качествам они заметно отличались друг от друга. Вместе с тем за их плечами была серьезная школа революционной борьбы и активного участия в социалистическом переустройстве общества. Работать рядом со Сталиным было и великой честью, и далеко не простым делом: часть из руководящих деятелей партии и государства, как известно, трагически закончила свой жизненный путь.
Замечу, правда, что большинство из них, глубоко уважая и искренне признавая выдающиеся способности своего вождя, искренно считали, что все его решения и действия были правильны и продиктованы лишь одним стремлением — укрепить Советское государство, добиться желаемых для нашего народа целей, а в годы Великой Отечественной войны скорее сокрушить ненавистного врага.
Ну а теперь перейду к моим небольшим и, может быть, субъективным оценкам некоторых соратников Сталина.
* * *
В. М. Молотов. Надо признать, что к Молотову я относился с большим, искренним уважением. Среди сталинского ближайшего окружения это был человек непрерывного действия, решительный, волевой; человек, который умел отдавать себя целиком, без остатка на службу государству. Он в полном смысле был аскет, до чрезвычайности скромен в своих потребностях и желаниях. Жил в небольшой, просто обставленной квартире в Кремле. Был весьма трудолюбив. Только дело, только работа — было его целью. И во имя ее он не считался со временем, отдавая ей все свои силы, разум, волю.
Его одержимость заражала других, и они готовы были день и ночь работать, чтобы выполнить задание Молотова, получить его одобрение. Но он был скуп на похвалу. И как бы хорошо ни была выполнена работа, считал это само собой разумеющимся. Но в то же время он был внимателен, чуток, отзывчив, всегда реагировал на просьбы и нужды сотрудников. Но Молотов был и беспощаден к тем, кто плохо работал, проявлял недисциплинированность, и, не колеблясь, строго наказывал провинившихся. Он обладал хорошим качеством привлекать и располагать к себе людей, заражать их своим энтузиазмом. Иногда шуткой заставлял делать больше, чем приказанием. В аппарате его называли «многожильным наркомом», отдавая дань его исключительной работоспособности.
Надо сказать, что в требованиях Молотов часто был очень резок, не стеснялся в выражениях, даже оскорблениях. Но в большинстве случаев он бывал прав, ругал за дело.
«Пошел по шерсть, а воротился стриженый», — говорили некоторые, выходя из кабинета Молотова.
Но если он потом чувствовал, что был не прав, то обычно переживал за несправедливое отношение к человеку. Правда, я ни разу не видел, чтобы он произнес извинение. Особенно резкие выражения Молотов применял, когда вел то или иное заседание.
Когда, например, нарком финансов А. Г. Зверев докладывал государственный бюджет, Вячеслав Михайлович усмотрел, что народный комиссар подошел неэкономно к некоторым статьям расходов.
— Вам бы фамилию надо дать не Зверев, а Кроликов, — раздраженно проговорил Молотов.
Как позднее делился со мной Зверев, в глазах Молотова он не прочел шутки. Они глядели на него весьма холодно и возбужденно.
Зверев начал громко оправдываться.
— Вы что тут суматоху устраиваете, как на базаре, — строго заметил Молотов. — Не уподобляйтесь плохому деляге-говоруну.
— Прошу извинить меня, — тише произнес Зверев и стал обосновывать правильность заложенных в бюджете расходов.
После этого возбуждение улеглось, и Молотов, видимо, почувствовал, что он слишком сильно задел наркома финансов. Он смягчил свои слова:
— Вот так бы и сказали, а то шумит, как воробей на дождь.
Все тихо рассмеялись.
* * *
Превыше всего Молотов ставил аккуратность и честность. Уж если он дал задание и назначил срок — приди или позвони и скажи, что запаздываешь. Хотя иногда и отругает, но ничего. Но если не выдержал срок и сделал с опозданием, то берегись: попадет на «орехи». Еще хуже поступит он, если скривишь душой, скажешь неправду. Он сразу изобличит тебя, и ты тогда пропал — нет тебе веры.
Молотов часто излишне нервничал, по пустяку раздражался. Это бывало, когда ему в чем-то доставалось от Сталина. Или, как ему казалось, он отходил на «третий» план.
Однажды я зашел к Молотову, чтобы доложить подготовленные проекты решений. В это время в кабинет зашел со срочной бумагой его помощник по особым делам Баскаков.
— Можно прервать вас?
Молотов продолжал подписывать бумаги…
— Вы поручили к часу доложить предложение, — напомнил Баскаков.
Молотов оторвался от моих бумаг и взял в руки документ помощника. В его глазах я увидел нечто такое, что меня передернуло.
— Что это?! — возмутился Молотов. — Сплошная белиберда или судорога мыслей?
Он пристально посмотрел на Баскакова.
— Вы хоть бы побрились. Или решили бороду отращивать? Имейте в виду — ум в голове, а не в бороде.
Молотов перевел на меня сердитый взгляд.
— Забирайте ваши бумаги. На сегодня все.
Когда я собрал бумаги и шел к выходу, услышал раздраженный, повышенный голос хозяина кабинета:
— Ишь, распоясались! Ноги на стол! Безобразие! Подняли головы и поглядываете, словно одичавшие псы!
Я вышел из кабинета, довольный тем, что мне не пришлось дальше слышать молотовскую ругань. В приемной комнате, где сидел помощник Вячеслава Михайловича — И. И. Лапшов, я сказал ему, что часть бумаг осталась неподписанной.
В это время возвратился Баскаков.
— Он обращался со мной, как с негром в Америке, — произнес Баскаков. В его полузакрытых глазах бушевали гнев и чувство большой обиды.
Мне хотелось поддержать возмущение Баскакова, но меня опередил второй помощник Молотова Смирнов.
— Сплошное преувеличение вопреки жизненной правды, — сказал он. — Не советую из мухи делать слона.
— Брось ты эти глупости, — отрезал Баскаков.
— Попробуй дать совет невежде, и он сочтет тебя своим врагом, — отпарировал в свою очередь Смирнов и, посмотрев в нашу сторону, добавил: — А вы что молчите, как в читальне?
— Послушали бы, — обратился ко мне и Лапшову Баскаков, — какие обидные слова были сказаны: «Дубина, вы умнее кажетесь только с виду». Откажусь от работы. Черт с ней, найду другую.
Но тут раздался звонок. Молотов вновь вызывал к себе Баскакова.
У меня стало легче на душе, когда я узнал, что Баскаков имел разговор с Молотовым по поводу резкого, оскорбительного тона последнего. В итоге состоявшихся объяснений Баскаков продолжал работать в прежней должности…
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
