Фрэнк рассказывал все это полу и своим ногам, не в силах посмотреть мне в глаза.
– Она знала?
– Что я в нее влюблен? – потерев свою бульдожью челюсть, произнес опечаленный старик. – Да.
– Отец купил ей этот дом. Он ей обещал его купить.
– Мой дед оставил мне кое-какие деньжата. Паулине хотелось осесть в каком-нибудь месте. Ей уже осточертело все время переезжать. Она всю свою жизнь провела в дороге, никогда не жила в обычном доме. Возможно, тогда она меня не хотела, но я мог дать ей то, чего хотелось ей, поэтому я дал Дэну деньги.
– А он согласился…
– Я не хотел потерять их обоих. Дэн в любом случае пустился бы вслед за Паулиной. Она была из тех, кто способен заставить мужчину выделывать и не такие коленца.
Я вспомнил, как отец устанавливал раскладной мангал, а Ли и наша мама сидели в шезлонгах. Фрэнк рассказывал историю о подростках, которые сели на своем суденышке на мель. Не мог же никто не замечать, на кого он все время косится?
– Нет, нельзя вот так просто взять и купить дом другу.
– Да, нельзя, – согласился он.
Была и вторая часть рассказа. Фрэнк говорил так, словно был пьян. После встреч утром у офиса начальника порта начался период прикосновений, поцелуев, но потом они решили остановиться и остановились.
– Спустя некоторое время, – рассказывал Фрэнк, к счастью, не вдаваясь в подробности, – стало ясно, что она любит твоего отца. Я знаю, что Паулина его любила. Я тоже считал его своим другом…
Фрэнк начал встречаться с Ли, которая в то время училась в колледже Сент-Джозеф на учительницу. Потом они поженились. С Ватсонами они дружили, вроде как…
– И ты спал с моей мамой.
– Если ты ждешь от меня извинений, то не дождешься. Я не жалею о том, что знал ее.
Фрэнк встал и принялся изучать трещины, бегущие по стенам. Он остановился напротив фотографии Энолы в воде на руках у матери.
– Я снимал их.
Старик принялся рассказывать, что тогда был конец июня. Вода уже прогрелась, но медузы еще не появились вблизи берега.
– Паулина не хотела, чтобы Энолу ужалила медуза. Я вошел в воду первым. Хотел проверить. Я ни о чем не жалею.
– Не веди себя так, словно ты мне отец, – сказал я, а Фрэнк вздрогнул. – Ты с ней спал.
– Спал.
– Сколько это у вас продолжалось? Сколько вы трахались у отца под носом?
– Не выражайся так.
Половица скрипнула.
– До моего рождения? После? После рождения Энолы? Как долго?
– Довольно долго, – тихо произнес Фрэнк.
– А я?
Мы оба знали, о чем я спросил.
– Нет.
– А Энола?
– Она не моя.
– Назови точные даты! – Мне хотелось ясности. – Хочу удостовериться.
– Мы прекратили встречаться, когда Дэн захотел иметь детей. Мы уже год не встречались, когда Паулина забеременела, так что ты не мой. – Щека его нервно дернулась. – Было иногда очень трудно смотреть на нее и думать, что мы были вместе, а теперь она захотела от него детей. Я разрывался на части, но все равно сделал так, как ей хотелось. Когда тебе исполнилось два года, мы снова начали встречаться. Это продолжалось еще около двух лет. Потом Паулине захотелось родить девочку. Думаю, она увидела Алису и полюбила ее. Она больше не хотела со мной встречаться, сказала, что с нее довольно. Мы уже полтора года как не встречались, когда родилась Энола.
Было еще кое-что мерзкое в его рассказе. Он хотел мою маму, хотя был женат. У него была дочь Алиса, чудесный, спокойный ребенок. Они свели нас. Зачем? Чтобы отвлечь Ли? В животе у меня все похолодело. Я… Она…
Фрэнк снова присел, потянулся ко мне, словно хотел меня коснуться, но так и не коснулся.
– Я хочу знать точные даты, – сказал я.
– Откуда у меня точные даты? – Фрэнк повысил голос почти до крика. – Я же их не записывал! Я же не думал, что когда-то придется что-то объяснять ее сыну. Ты – его! Блин! Ты всегда грыз себе ногти, как твой отец. Так вопрос никогда не стоял. Твоя мать ни за что бы этого не допустила. Мне очень хотелось, чтобы ты был моим, но нет…
– Перестань мне лгать.
Моя лодыжка болела, но эта боль потонула в волне охватившей меня другой боли. У меня болели зубы… У меня болели вены…
– Я о таком лгать не буду. Ты не мой, но я бы хотел, чтобы было наоборот.
– Она знала, что ты дал ему деньги? – Он не ответил. – Она знала?
– Да, – наконец сказал Фрэнк. – Только это я мог ей дать, но все обернулось черт знает чем, Саймон.
– Сколько ты ему дал? – Сосед уставился на меня пустыми глазами. – Сколько стоил дом?
Мы были, можно сказать, одной семьей: Фрэнк, который вместе с моим отцом ходил под парусом и спал с его женой; я, который ел за его столом, а теперь сплю с его дочерью.
– Двести пятьдесят тысяч.
Не было ни следа сожаления в его голосе, что вызвало у меня сильнейшее отвращение.
– И сколько лет? Как долго вы были вместе?
– Всего лет пять, – ответил Фрэнк.
Пять лет, 1826 дней.
– Если рассуждать логически, это получается по пятьдесят тысяч за то, чтобы спать с ней. Сколько раз в год у вас выходило?
Челюсти его плотно сжались, кадык заходил вверх-вниз, но ни тени раскаяния не появилось на его лице.
– Если раз в месяц, это будет где-то около четырех тысяч, если раз в неделю – около тысячи. Значит, моя мама в неделю обходилась тебе в целую тысячу. Это все равно что иметь еще одну семью, содержать ее ради секса.
Фрэнк с размаху ударил по стене, образовав в ней пролом размером с яблоко. Сосед вытащил руку, осторожно пошевелил пальцами, а затем принялся внимательно изучать стену. Он трогал края дыры, бормоча себе под нос извинения. Он извинялся перед домом и перед моей мамой.
– Отец знал?
– Мы ему ничего не говорили.
Ответ весьма двусмысленный.
– Значит, он знал.
– Я наблюдал за ней, когда Паулина шла купаться, – произнес он, избегая смотреть мне в глаза, – даже после того, как все закончилось. Тогда он обо всем и догадался. Случилось это через год после рождения Энолы или чуть позже. Он спускался по ступенькам лестницы, а я поднимался. Он поравнялся со мной и спросил, знает ли об этом Ли. Я сказал, что нет. Я не врал. К тому времени уже больше двух лет мы не делали этого. А потом Паулина сказала мне, что Дэн собирается переехать в северную часть штата.
Туда, где человеку, делающему лодки, нечем заняться.
– Я любил ее, – мягким тоном произнес Фрэнк. – Даже когда понял, что продолжаться так дальше не может, я продолжал ее любить. Мы прекратили, потому что я ее любил, и его тоже… А затем Паулины не стало. – Стянув свою рыбацкую шляпу с головы, он сжал ее в руке. – Если ты поживешь какое-то время в другом месте, я все здесь отремонтирую. Я позову Пита, и мы сразу приступим к работе. Сейчас в доме небезопасно. Ты можешь пострадать. Я люблю тебя и Энолу. Я не переживу, если дом тебя убьет.
