Салим взял бумажки и сунул их в карман джинсов, поглубже. Тут было точно не две тысячи и даже не три. Четыре, наверное. Салим решил не потеть и тут же вспотел.
– Тебя предки не убьют?
– За что? – искренне удивилась Ева. – Мы же должны что-то есть!
Они взяли тележку и пошли по проходу, перекрытому треугольниками из сверкающих труб со стрелками. Ева катила тележку, а Салим вел Стаса. Трубы вежливо разъехались в стороны. Стас сказал: «Ого!». И они оказались по ту сторону зла, среди сплошного добра.
– Слушай, сгоняй на вход, возьми вторую тележку! – попросила вдруг Ева.
– Зачем?
– Для Стасика. Я сразу не сообразила.
Салим открыл рот, чтобы произнести второе «зачем», но тут его взгляд упал на сидящую в тележке, как обезьянка, девочку в ярком прикиде, которую бодро толкал вперед, мимо хлеба, бородатый толстяк. Наверное, в этом супермаркете детей полагается возить в клетках, как кошек. А то еще испортят какие-нибудь продукты.
– Сажай его пока в эту, а я сейчас, – кивнул Салим и бросился к выходу.
Трубные треугольники его обратно не пропустили. Салим дернул их в одну
сторону, в другую… Парень в униформе подошел к нему и неправдоподобно-приветливо улыбаясь всеми зубами, попросил:
– Вот сюда, пожалуйста!
Салим вышел и обернулся: видела ли этот позор Ева? Но она возилась с малолетним придурком и не видела. Салим бросился искать пустую тележку, но тележек почему-то не было. Ни одной.
Ева между тем нагнулась к Стасику и подмигнула ему:
– Сейчас мы тебя катать будем. В карете. Будешь как царь-король. Ага?
– Ага.
Если как царь-король в карете, то ага. Стаса подняло в воздух и перенесло почти в тележку.
– Эй, царь-король, ноги-то подожми! Ты ж тяжелый!
Царь-король поджал ноги и очутился в тележке полностью.
– Ой!
– Садись!
Стас опасливо посмотрел на сетчатый пол своей кареты и остался стоять, только на полусогнутых коленях, вцепившись в боковые стенки.
– Ну садись же, чего ты? Вон, посмотри, как мальчик сидит.
Стас стоял трусливой загогулиной и смотрел себе под ноги, а не на посторонних мальчиков. Ева сняла с себя куртку и бросила ее в тележку, за Стаса.
– На вот тебе трон. Смотри, какой красный трон! Мягкий! Садись!
Стас неловко опустился на корточки, продолжая цепляться за стенки. Он не был уверен в том, что делает все как надо. Поэтому присел и вопросительно посмотрел на Еву.
– Ты какой хлеб любишь? – спросила Ева. – Такой любишь?
Стас кивнул. Ева сунула в тележку большой белый батон в шуршащей прозрачной пленке.
– А такой любишь?
Стас кивнул.
– А может, такой?
Стас на всякий случай опять кивнул.
Когда Салим наконец нашел тележку и вкатил ее в торговый зал мимо распахнувшихся треугольников, не вынимая левую руку из кармана, в котором лежали четыре тысячи, тележка со Стасиком была наполнена не только Стасиком, но и небольшой горкой хлебов, пирожков и пончиков. Сам Стас прочно сидел на попе, слегка подавленный этой горой. В руках он держал розовый торт с желтыми розами и зелеными разводами.
– Нифигасе вы хлебушка набрали… – присвистнул Салим.
– Сейчас наберем еще салатиков, а суши мы тут брать не будем, – решила Ева. – Тут плохие. Рыба в суши должна быть свежайшая, а тут всё такое… как у Булгакова!
– Что? – не понял Салим.
Но Ева не стала объяснять, что у нее на страничке в числе прочих любимых изречений стоит булгаковское, из «Мастера и Маргариты», про осетрину второй свежести. Дело в том, что Ева была не уверена в том, что эта цитата из «Мастера». Может, она вообще из «Войны и мира»? Или из «Двенадцати стульев»?
– Ты какие салатики любишь?
Салатиков было сто. Или двести. Никаких правильных названий салатов, кроме «Оливье», Салим не знал.
– Я свежайшие люблю! – выкрутился он.
Ева звонко засмеялась. Этот деревенский мулат, оказывается, очень даже остроумный! Стас взял – и тоже вдруг засмеялся. Несколько лотков с салатами перенеслись во вторую, пока пустую тележку. Стас вытянул шею гусиком и проводил взглядом салаты. Ева заметила, нагнулась к мальчику.
– Стасик, ты меня слышишь?
Ребенок кивнул, не отрываясь от созерцания салатов.
– О’кей. Если ты что-то захочешь, можешь взять сам или сказать «хочу». Понял?
Стас молчал.
– Стасик, скажи: «хочу»…
Шепотом:
– Хочу…
– Громче скажи, а то мы тебя не услышим!
Не сразу, но громче:
– Хочу.
– Ну ладно. Сойдет. Мясо брать будем? – последняя фраза относилась, разумеется, к Салиму.
– Не надо!
Салим знал, что мясо стоит очень дорого. При маме они редко покупали свежую говядину, вот даже почти никогда. Бабушка в первые дни в Ельце купила кусок говядины, а потом свинины. Но как только выяснилось, что Стаса надо везти в Москву, они перешли на овощи и окорочка. Салим любил мясо, но все понимал, поэтому как-то даже и не хотел вроде никакого мяса.
– Ну и правильно, – согласилась Ева. – Все равно я его готовить не умею! Возьмем заморозку. И всяких готовых ветчин.
Они свернули в противоположную от свежего мяса сторону и набрали каких-то пакетов и коробочек. Потом прошлись по рыбе.
– Ты морских гадов уважаешь? – поинтересовалась Ева.
– Я никаких гадов не уважаю! – твердо ответил Салим. – Гад он и есть гад!
– Это точно…
Стас сидел неподвижно, держа торт. Гады его не интересовали.
– Пошли в молочку!
Они пошли «в молочку». В молочном отделе Ева отобрала у Стасика накренившийся и размазывающийся по коробке торт, и закидала ребенка йогуртами, пудингами и желе.
– Это хочешь?
– Хочу.
– А вот такой с шоколадными шариками хочешь?
– Хочу.
– А ванильный пудинг будешь?
– Будешь!
– Надо отвечать «буду». Будешь?
– Будешь.
– Скажи: буду!
– Буду.
– Ну тогда держи.
Салиму становилось все хуже и хуже. Фрукты-овощи он еще выдержал, а «в шоколаде» вдруг понял, что у него из кармана исчезли все деньги. И в какой же момент он забылся, и вытащил из кармана руку? Во черт, это было еще в рыбе! Там было столько народу, между рыбой и сырами, что одной правой с тележкой было никак не справиться. Он вытащил руку всего на мгновение, но забыл сунуть ее обратно и теперь… О, счастье! Деньги оказались на месте, прощупались. Ура!
