Его лицо на мгновение исказилось от боли, и мне подумалось,что он вспомнил об убийстве, совершенном тысячи лет назад.
— Убийство соперника не гарантирует счастья. Порой оно,наоборот, уничтожает все шансы: воспоминания о мертвецах обладают большейсилой, чем домогательства живых.
Я пристально посмотрела на его лицо. Оно снова приняло своебесстрастное выражение, но мы оба знали, о чем он говорил.
— Если бы я не поделился с тобой силой, —продолжал Менчерес, — ты бы погиб на крыше поезда. Ты должен мне поверить,потому что в этом доме кто-то очень рассчитывает, что ревность тебя ослепит.
Кости короткими шагами прошелся по спальне.
— Это значит, что предатель — один из людей, которых язнал и любил, как своих братьев. Логика мне подсказывает, что это Тэйт.
— Возможно, ты прав. — Кости явно удивился этимсловам, но продолжал мерить шагами комнату.
Я подошла к нему и погладила кончиками пальцев по щекам.
— Если ты прав, — продолжала я, — значит,предатель надежно заперт и не сможет причинить никакого вреда. Я оченьрасстроюсь, если мой друг решился на подобную подлость, но я его убью. А еслиты ошибаешься… значит, кто-то из присутствующих не хочет быть пойманным. Ониспуган твоим возвращением и с ужасом думает, что ты с ним сделаешь, еслиобнаружишь. Тогда мы все — в дерьме. Ты настаиваешь на своей правоте?
Кости мрачно уставился на меня:
— Ты итак знаешь, что я не стану рисковать. Ладно. Ктобы это ни был, он захочет поскорее известить Патру о моем воскрешении. Ещеможет попытаться уничтожить Тэйта, пока я не убедился в его невиновности. Чтобыэто предотвратить, потребуется больше народу, чем трое нас.
Менчерес кивнул:
— Пусть предатель чувствует себя в безопасности исчитает, что свалил вину на Тэйта. На время оставим все как есть. Кого бы тыхотел посвятить в это дело?
— Чарли, конечно. Если он — предатель, я сам себязаколю. И Родни тоже.
— И Аннет, — добавила Я. — Пока мы считалитебя погибшим, она говорила, что больше не хочет жить.
Менчерес шагнул к двери:
— Я не могу больше здесь оставаться, это вызоветподозрения. Да, относительно твоего восстановления… Я немного преувеличил:Теноху хватало одного часа, чтобы регенерировать, а через два часа силывозвращались к нему полностью. Самое большее — через день ты будешь в полномпорядке, но пусть все считают тебя слабым.
— Грандсир, — остановил его Кости, когда Менчересприоткрыл, дверь, — я хочу еще раз выразить вам свою благодарность.
Менчерес улыбнулся. На мгновение он стал выглядеть дажемоложе Кости, с человеческой точки зрения.
При всей его могущественной ауре я никогда не замечала этогопрежде.
— На здоровье!
Кости и я остались в спальне одни. Все мысли тотчас вылетелиу меня из головы. Я не знала, что сказать. Обсуждать кандидатуры подозреваемых?Спорить о невиновности Тэйта, в которой Кости не был уверен? Или забыть обовсем и постараться уснуть, как и предполагалось?
— Кто-нибудь звонил Дону, чтобы известить его о нашемвоссоединении?
Я об этом даже не подумала, а Кости, как всегда, угодил вточку.
— Нет, но он может подождать еще немного. Давай ляжем.Все эти дни я так тосковала по твоим рукам.
Кости уложил меня в постель и обнял под одеялом. Я вытащилаодну руку и стала гладить его по густым белым волосам. Тело Кости рядом со мнойбыло прохладным, кожа, как и раньше, сияла белизной. Невозможно представить, чтоеще недавно он едва не превратился в скелет.
— Твое тело состарилось почти до полного умирания,поэтому волосы побелели?
— Да, думаю, так.
Глядя на его гладкое, без единой морщинки лицо и напобелевшие волосы, я вдруг поняла, что мы оба могли быть сейчас мертвы. Костиедва не погиб от кинжала в сердце, а если бы я сделала еще один шаг на тойскале, он мог вернуться и найти мое безжизненное тело.
Бывают моменты, когда все вдруг проясняется, приходят ответына твои вопросы, и остается лишь удивляться, почему не видел их раньше. Пока ясчитала Кости погибшим, для меня не существовало ничего, кроме возмездия. Я незадумываясь решила оставить работу ради руководства его родом и мести. Явоспринимала это как должное и позвонила Дону предупредить, что больше невернусь.
Но теперь, когда выяснилось, что Кости жив, я моглавернуться на базу. Вот только я этого не хотела. Я не собиралась отодвигатьКости на второй план, потому что его жизнь значила для меня не меньше, чемгибель. Что бы вы сделали, если бы получили второй шанс… или, как в моемслучае, третий или четвертый? Вы бы ни за что его не упустили!
— Все меняется, — сказала я вслух.
Возможно, Кости все понял по моему голосу, а может изобрывков мыслей, проносившихся в моей голове. Но он широко раскрыл глаза еще дотого, как я объявила свое решение вслух:
— Я бросаю работу!
26
Заступ многозначительно взглянул на часы, потом на стоявшиена столе тарелки.
— Твой завтрак остыл.
Я тоже посмотрела на часы. Мы должны были спуститься еще часназад, но… Есть вещи поважнее еды.
Я определила свою тарелку и села за стол. Сыр бри застылвнутри рогаликов, яйца подсохли, а перцы в жюльене утратили естественный цвет.Родни, решив, что остывший кофе не годен к употреблению, взялся за кофейник.
Я улыбнулась ему:
— Не беспокойся, он комнатной температуры, как мненравится.
Я с неожиданным аппетитом принялась за еду, а Кости и Заступвышли поискать жидкой пищи. За дверью, как я услышала, к ним присоединиласьАннет. Поскольку в соседней комнате находился Менчерес, я тоже не осталась безприсмотра. Кроме того, я могла, поспорить, что Родни тоже не был предателем.Как, впрочем, и другой вампир, проскользнувший в столовую.
Влад, не обращая внимания на недружелюбные взгляды Родни,уселся рядом со мной.
— Когда на твое лицо вернулись краски, ты тоже сталавыглядеть воскресшей, как Кости, — заметил Влад.
Я откинулась на спинку стула и отхлебнула кофе. Он ссаркастической усмешкой заглянул в мою чашку:
— А, горячий кофеин. После еще одной бессонной ночи онтебе необходим.
Я почувствовала, как к щекам приливает кровь. Владусмехнулся, сосредоточенно разглядывая свои ногти.
— Кэт, тут нечему удивляться. Звукоизоляция непрепятствует телепатии, как и толщина стен. Я сам едва мог уснуть от всех этихкриков, раздающихся в моей голове.
О господи, этого я не ожидала. Наверное, так себячувствуешь, когда кто-то прослушивает запись, сделанную в спальне любовников.