Ему просто-напросто подготовили побег. Подготовили наспех, пока Энрико Аччайуолли разыскивал его.
А эти двое в лодке следят за ним. Все-таки подвергнуть пыткам кастильского посла ее величество не решилась. Или она действительно по-своему любит его, как не раз говорила в порыве страсти?
Лодка описывала круги по глади залива, и дон Хуан сообразил, что преследователи на время потеряли его из виду. Пригнувшись, он поспешил прочь. Надо было торопиться, чтобы успеть на генуэзский корабль: небо на востоке уже начинало светлеть.
… На третий день плавания мореходный неф, сверх меры нагруженный товарами, попал в жесточайшую бурю. А на шестой так и вовсе пошел ко дну неподалеку от незнакомого берега…
Дон Хуан очнулся на сыром песке. Он с трудом раскрыл глаза и увидел совсем рядом молоденькую девушку. Она радостно улыбалась ему, скаля белоснежные зубы. Тенорио огляделся. Он лежал на морском берегу, рядом уткнулся в берег рыбачий баркас. Трое мужчин убирали снасти.
Тенорио осторожно ощупал свое тело.
– По-моему, переломов нет, – сказала девушка. Ее говор сильно отличался от кастильского, но был знаком дону Хуану.
Постепенно он все вспомнил. Как болтала его морская стихия, как чья-то твердая рука втащила его, совершенно обессилевшего, в рыбачий баркас… Что же это за страна? Юная рыбачка пояснила: это Каталония, провинция королевства Арагон.
Глава 10
Солнечным февральским днем 1360 года дон Хуан де Тенорио после долгой разлуки с родиной вновь ступил на булыжную мостовую Севильи. Из Каталонии он добирался сюда без малого месяц – со всевозможными злоключениями, порой ночуя под открытым небом. Ему удалось примкнуть к богомольцам, совершавшим паломничество к святыням Толедо, и благодаря этому он не умер в пути от голода. В Малагоне дону Хуану удалось украсть лошадь, и это сократило время и тяготы странствия.
Первое, что де Тенорио увидел в Севилье, были стаи ворон, кружившие над кемадеро – площадью казней. Исклеванные трупы свисали с городских стен. На папертях церквей, едва прикрытые лохмотьями, сидели нищие. Пьяные мочились прямо на стены домов.
Откуда-то послышались мерные звуки трещоток, отбивающих траурный такт. Дон Хуан остановился, пригляделся. Кого-то хоронят?
Из-за поворота показалась вереница прокаженных, укутанных в грубую мешковину. Трещотками они заранее предупреждали прохожих о своем появлении. Из окон, с балконов домов на мостовую время от времени летели мелкие монеты, и прокаженные наклонялись, подбирая деньги.
В Неаполе дон Хуан никогда не видел подобных шествий. В Италии, да и почти по всей Европе, для прокаженных строили своего рода города, так называемые лепрозории, обнесенные стенами. Там больные жили своей коммуной, как товарищи по несчастью. Они ходили в церкви, где служили такие же прокаженные священники, ели и пили в харчевнях, которыми владели прокаженные трактирщики…
Король Педро не строил таких поселений. По большей части он лишь разрушал то, что было построено до него, сравнивая с землей замки и целые города. И уж, конечно, ему было не до прокаженных.
Дон Хуан подождал, пока процессия проковыляет мимо, и знакомой дорогой направился к своему кастильо. Как там его верный слуга Пако? Жив ли он?
Кастильо стоял на прежнем месте, все было так, как и пять с лишним лет назад. Постаревший и обрюзгший Пако отворил калитку и схватился за сердце.
– Сеньор! Сеньор!
По щекам Пако покатились слезы радости. Как будто вовсе не дон Хуан когда-то нещадно лупцевал его за малейшую провинность.
Они обнялись. Тенорио приказал подать вина.
– Так вы вернулись, ваша светлость? Боже мой… – повторял Пако.
– Как видишь, – кивнул дон Хуан. – Кстати, я был на твоей родине, в Арагоне. Помянул тебя добрым словом.
– Меня? За что, сеньор? – Слуга умилился.
– Благодаря тебе я более-менее научился понимать каталонское наречие, – усмехнулся Тенорио.
Дон Хуан налил Пако вина, и тот принялся рассказывать последние новости.
По Севилье ползут невероятные слухи. Будто король в последнее время, потерпев несколько поражений от мятежников, сделался замкнут и угрюм, окружил себя колдунами и астрологами. Но это бы еще ничего, это нормально для любого повелителя, попавшего в беду.
Дон Хуан узнал, что в народе шепчутся, будто король согласился приютить в Севилье французских тамплиеров.
Тенорио почувствовал смутную тревогу. Тамплиеры, или храмовники, еще недавно были самым богатым и влиятельным монашеско-рыцарским орденом Европы. Они владели святынями, захваченными во время крестовых походов на Святой земле. По слухам, тамплиеры где-то скрывали чашу с Христовой кровью – святой Грааль. Где находится эта чаша, знали только наиболее посвященные храмовники – хранители Грааля.
Полвека назад во Франции, являвшейся оплотом тамплиеров, верховные магистры и сам гроссмейстер ордена были схвачены и после пыток сожжены на костре. Однако некоторым из титулованных храмовников удалось скрыться. Вместе с ними таинственным образом исчезли самые главные святыни и сокровища, принадлежавшие ордену.
Папа римский в угоду королю Франции своим указом объявил тамплиеров вне закона. Но Педро Жестокий в очередной раз продемонстрировал, что не собирается подчиняться папскому престолу. Видимо, он вступил в переговоры с тамплиерами и, судя по всему, сумел заручиться их финансовой поддержкой в обмен на гостеприимство со стороны Кастилии. Вернее, той ее части, что оставалась под властью дона Педро.
Де Тенорио запомнил этот рассказ. Ведь его отец, адмирал Алонсо де Тенорио, был, по словам полночного гостя, одним из приоров тайного сообщества хранителей Грааля.
– Ты вот что, Пако, – посмотрел на слугу дон Хуан. – Ты пока не говори никому, что я вернулся. Мне нужно какое-то время, чтобы освоиться, прежде чем я отправлюсь в королевский дворец.
* * *
Ему действительно требовалось время, чтобы обдумать свою дальнейшую жизнь. Вот уже десять лет он живет под властью черного агата, этот камень давит не только на его палец, но и на его волю, сознание, поступки. Будь проклят перстень! Зачем ему нужна такая защита от бедствий и смерти, если взамен он приносит в жертву бездушному амулету свою молодость, все свои порывы и мечты о счастье? Даровал ли ему магический камень благоденствие, покой, любовь? Нет! Только страхи, бессонные ночи, жизнь «вприглядку». Так что прости, отец…
Дон Хуан распахнул окно, снял с пальца злополучный перстень и далеко швырнул его на мостовую за воротами кастильо. Какой-нибудь прохожий подберет драгоценность, и все мрачные пророчества хранителей Грааля незримо лягут на этого бедолагу.
Через два дня Пако несмело, но с затаенной гордостью подошел к своему хозяину:
– Сеньор! Смотрите.
На его ладони лежал перстень с черным агатом! Двое суток пролежал он посреди улицы, и никто не заметил его! Кроме Пако.
