аристократию или простой народ? — самозабвенно ораторствовал Рурык. — Естественно, что воевать пойдут бедняки. Точнее: умирать за Родину! А погибать-то никому не хочется. И как удачно сложилось, что в моем королевстве любой гражданин имеет право отказаться от прохождения военной службы. У нас это, знаешь ли, на добровольной основе. Хочешь — служи, не хочешь — оставайся дома, слова поперек никто не скажет. Суть плана вот в чем…
Идея сводилась к продаже двойного гражданства. Любой, кто становился подданным Рурыка, мог спокойно избежать призыва в армию (на самом деле, мошенник понятия не имел, дает ли двойное гражданство такую возможность, но справедливо полагал, что если уж он не знает, то простому народу все эти юридические подробности тем более не ведомы). «Стоить гражданство будет тысяч десять. Дороговато, но лучше влезть в долги, чем отправляться под пули» — рассуждал аферист.
— А теперь, — добавлял Рурык, — самый вкусный момент в истории — мы дадим людям возможность заработать! Смотри, принцип до безобразия прост. Ко мне приходит человек и платит десять тысяч. Я продаю ему гражданство и все довольны. Далее! Если этот человек приведет пятерых знакомых, то от каждой сделки получит процент. Скажем, по две тысячи с носа. Считай, уже потраченные деньги отбил. Привел еще знакомых — сверху заработал. А если те, кого он привел, тоже без дела не сидят — то еще и с них процент получит! И, по сути, ты ничего не делаешь, другие за тебя работают, а тебе знай — денежка капает! Разве не чудесно?
Элика не оценила идею. Она ее и не поняла.
— Это все замечательно, — вежливо откликнулась девушка, — но я отказываюсь в этом участвовать.
— Как это? Ты меня сама только что вдохновила! Я ведь благодаря твоей фразе все придумал! Слушай, один я точно не справлюсь. И ты только представь, какие деньги мы с этого получим!
— Рурык, остановись! — взмолилась Элика. — Хватит твоих финансовых махинаций. Ты мне тоже самое пел про оффшоры, про банк. Что мы озолотимся. И где это все? Нет, ты как хочешь, а я ухожу.
— Элика! Ты совсем не о том думаешь, — раздосадовано произнес Рурык. — Представь затею в масштабе! Я построю целую сеть! Тысячи, сотни тысяч горожан будут нести мне свои деньги. Сами! На этот раз я прав! Это же мечта любого обывателя — ничего не делать и при этом получать деньги! Знаешь… пожалуй момент с двойным гражданством даже лишний. Он только запутает людей. Обойдемся и без него. Оставим только ту часть с привлечением знакомых.
— Я не шучу, — строго произнесла девушка. — Мне правда надоело. Я с утра до вечера занимаюсь твоим банком, беседую с этими зажравшимися аристократами, а толку — ноль.
— Так а я о чем? Все! Никаких больше аристократов! Только простые люди. Как ты, Кыр… как я, — Рурык присел на подлокотник кресла, обняв собеседницу за плечи. — Эличка, лапушка, ну как тебя уговорить? Я один не справлюсь. А ты и с банковским делом успела познакомиться, и… ну куда я без своего казначея?
— Рурык!!! Не-ет!
— Пожалуйста. Последний шанс, — мошенник встал на колени. — Клянусь: если это не сработает, я сделаю все, что пожелаешь. Хочешь телепорт? Буду прилежно кататься по всем городам и выдавать себя за изобретателя. Все что скажешь, только доверься мне. Последний-распоследний разочек.
— Неделя. Слышишь? Если за неделю не сможешь заработать хотя бы тысяч пятьдесят — мы с Кыром уходим.
— Вызов принят! — бросил Рурык и нервно облизнул губы.
Глава 20. Жрица
Еще никогда Меган не чувствовала себя настолько унизительно. Ни издевательства Шедека, ни высокомерие Теи, ни презрение жречества не ранили самолюбие так, как арест. Когда ее, Верховную жрицу, вели через весь Собор под конвоем, а челядь стояла живым коридором и потешалась — щеки девушки пылали от стыда.
Большинство из присутствующих не было знакомо с Меган, но это не мешало злорадствовать и сплетничать: не каждый день увидишь, как арестовывают Верховную. Все, от поломойки до младшего жречества, обсуждали рыжеволосую, гадая, что ее ждет: виселица или гильотина? И сходились во мнении: если Ее Святейшеству отрубят голову — выйдет зрелищнее.
До Меган доносились их перешептывания, но жрица старалась не подавать вида. Она шла вперед, не глядя по сторонам. Зубоскальством и жаждой крови прислуга в очередной раз показывала истинную сущность — когда не можешь достичь вершины, нет ничего слаще, чем увидеть, как кого-то с нее сбрасывают.
О смертной казни Меган старалась не думать, иначе сердце начинало биться с такой силой, что казалось еще немного и грудную клетку разорвет.
Мысли метались в хаотичной панике. Думалось сразу и про все. И как ей следует защищаться перед следователем, и кому успел рассказать Шедек о том, что Меган замешана в отравлении старшей жрицы Альха?
«А если это не Шедек рассказал про смерть старшей? — размышляла рыжая, пока ее вели к следователю. — Что, если это тот же человек, кто убил Аджа и одновременно оболгал Тею, выставив ее убийцей? Он избавился от одной пары любовников, теперь взялся за вторую. И точно так же: магистра убил, а любовницу пытается засадить в тюрьму».
Холод пробирал до костей: стража не дала толком одеться. Позволила лишь сменить ночную сорочку на простое домашнее платье. Как назло, коридоры в Соборе не отапливались, разрешая сквознякам свободно гулять по каменным лабиринтам. Идти приходилось через все здание, из южного крыла в северное, в комнату, где временно разместился кабинет следователя.
Но, с другой стороны, было время собраться с мыслями, продумать линию поведения на допросе.
Жрице пришло в голову, что, возможно, именно бывший куратор донес на нее полиции. Получив место в Ордене, решил избавиться от подопечной. Это ведь и был их с Шедеком план: добиться за счет жрицы желаемой должности, а затем избавиться от девушки. Поняв, что магистр справедливости мертв, Баргос решил не ждать и рассказал полиции о том, как Меган принесла яд старухе.
Жрица тяжело вздохнула. Она до сих пор каждый раз болезненно реагировала на предательство Баргоса. Крохотная частичка внутри нее все еще надеялась, что Лабиринт специально посмеялся над ней. Продемонстрировал то, чего она боялась: что она никому не нужна, и никому нельзя верить. Но с каждым днем все больше убеждалась в правдивости видений.
Меган вошла в кабинет следователя. Тот же мужчина, что расследовал дело Аджа, сейчас вальяжно откинулся на спинку кресла и курил трубку. Его усы подергивались при затяжках, а влажные губы выпускали меланхоличные облачка дыма. В кабинете пахло вишневым табаком.
«Пижон», —
