было заменено, исчезло, новые сотрудники отметились оставленными на рабочих местах вещами, а что-то оказалось непривычно переставлено. И всё равно это просторное, непривычно светлое для демонического мира место оставалось хорошо знакомым и очень родным. Даже этот характерный запах — чистый, немного резкий, почти царапающий горло на слишком глубоком вдохе, — хотелось назвать домашним. Алрефе подошёл к книжной полке и улыбнулся, заметив там свою методичку. Приятно, правда приятно знать, что твои труды всё ещё могут быть кому-то полезны.
Однако нет времени предаваться ностальгии и любопытству. Лаборатория была разделена на две части длинным столом, и Алрефе интересовала левая половина, в которой стоял артефакт в виде круглого стола диаметром около полутора метров. Довольно хитрое и сложное приспособление, которое позволяло создавать печати без ручного начертания, путём набора и перемещения готовых символов и целых блоков, представляющих собой самые часто используемые и устойчивые конструкции. Очень полезная вещь, так как она давала возможность не только создавать печати быстрее, но и отслеживать, как отобразится на результате то или иное изменение в изображении. Цены бы такому артефакту не было, да только годился он исключительно для лабораторного применения. Из-за малой портативности и высокой чувствительности даже к тому, что кто-то в коридоре слишком сильно дверью хлопнул.
Алрефе отложил свои вещи на чужой стул и достал записи, в которых уже набросал возможную печать. Активировав артефакт, начал вводить и перемещать символы, после каждого действия сверяясь с графой свойств. Не потому, что сомневался своих знаниях — как раз наоборот, он отлично представлял эффект от каждой модификации и тем самым проверял, что не промахнулся с расположением очередного элемента. Сложные печати отличались чувствительностью даже к миллиметровому смещению.
Прошло полчаса, прежде чем над столом засветился образец нужной печати. Приходилось вносить правки по ходу дела, потому как в черновике имелись спорные места, которые быстрее проверить на артефакте, чем самому разбираться по книгам. Далее нужно взять пропитанный магией лист и перенести на него печать. Ещё одно крайне полезное свойство артефакта: на подобные листы печать можно переносить, пока не развеешь образец. А значит, нет нужды раз за разом маяться со сложным рисунком, особенно если оказалось, что в нём нужно изменить самую малость. Обидно ради такого делать заново всё остальное!
Лист с печатью Алрефе переложил на покрытый белой плиткой стол, снизу расположив такой же, но чистый — там должна проявится полученная информация. На этом с приготовлениями было почти покончено: осталось только повесить на рог глушитель, чтобы точно не выйти при поиске на себя. Такие глушители использовались, чтобы во время опытов одни артефакты и чары не искажали работу других.
В специально отведённых ящиках можно найти глушители на любой вкус: кубы, пирамиды, рамки, полые цилиндры, полотна из различных материалов и размером от носового платка до скатерти, браслеты, броши, перчатки, шапки… Алрефе остановил свой выбор на браслете, который легко, удобно и банально закидывался на рог.
«И вот теперь, пожалуй, точно всё готово. Ну что, старина, способны ли ещё твои мозги за столь короткое время выдать что-то действенное?» — с усмешкой спросил он сам себя и полоснул по пальцу кинжалом.
Кровь смешивалась с тьмой и тонкой-тонкой струйкой тянулась к печати, накладываясь на неё, повторяя каждый штришок, пока серый рисунок не приобрёл тёмно-красный, почти чёрный оттенок. Густой, вязкий мрак начал клубиться над печатью, словно попавшие в масло капли чернил. Алрефе замер в напряжении, когда магия потянулась к нему, будто зверь, который медленно и тщательно принюхивался, то ли выискивая добычу, то ли выжидая, когда она не выдержит и выдаст своё присутствие.
Демоны тоже боялись тьмы, даже если не выдавали этого, даже если сами не осознавали. Тьма легко могла наказать тех своих детей, кто возомнил о себе слишком многое, кто решил играть не по установленным ею правилам. Однако больше всего тьма не любила дефектных детей, тех, кто подавил, обуздал её. Одна из причин, почему так мало встречалось миролюбивых демонов, заключалась в том, что тьма убивала или подчиняла обратно недостаточно сильных. И на самом деле даже самый могущественный маг не смел сохранять уверенность, что если повезёт проснуться на следующий день, то он сделает это не рабом своей природы.
Магия ещё немного покружила подле Алрефе и растворилась, вплетаясь в структуру мира, получая возможность обследовать даже самые его отдалённые уголки. С пальца продолжала струиться кровь, подпитывая чары, пока основание левого рога не начало болезненно пульсировать. Боль быстро сжала в своих тисках голову и начала отдаваться даже в глазах, вышибая слёзы, стремительно разлилась по телу до финальной точки в виде резких покалываний в дрожащих конечностях.
Алрефе остановил действие печати и упёрся руками в стол, тяжело дыша через рот и пытаясь прийти в себя. Из-за срочности он не озаботился предохранениями, вот и получил в полной мере откаты, побочные резонансы и сильные магические возмущения из-за довольно грубой инверсии заклинания и того, что части искомого находились в совершенно разных местах — рог где-то далеко в мире, но его остаток — основание — прямо здесь.
Довольно грубая ошибка, которую можно и нужно было избежать, но на это могло уйти больше одного дня. И времени-то всё равно, оно никуда не торопится и все с радостью подождёт, но не будут ждать другие ищейки. Нужно любой ценой обогнать их всех.
Всё ещё с туманом и болью в голове Алрефе убрал листы, стёр из памяти артефакта созданную печать, привёл в порядок лабораторию, убрав следы своего присутствия, выключил свет и развеял тьму на двери и окнах. Пора возвращаться домой, ведь примерно через час начнёт просыпаться прислуга и кто-нибудь слишком глазастый обязательно не в тот момент посмотрит на улицу и увидит, как некий однорогий демон скачет по тёмным ступеням к своему окну.
***
— Плетёшься, как сонная муха, — с кривой ухмылкой прокомментировал преградивший проход на лестнице Олеонте, когда Алрефе нёс свой завтрак из кухни в кабинет.
— Стараниями нашего глубоко уважаемого хозяина я и раньше не мог отлынивать от работы посредством сна, — закатил глаза Алрефе, локтем отодвигая его с прохода, — а ныне из-за срочности дела даже прилечь нормально некогда.
— Ой ты наш бедненький. Смотри не перетрудись. А то грохнешься где-нибудь в библиотеке, а мне тебе потом на своём горбу тащить.
— Как мило с твоей стороны, — ответил с напускной радостью и послал воздушный поцелуй. — Таки не прошли безрезультатно годы дружбы. Но ты, Оленька, о себе лучше беспокойся. Режим сна не нарушай, кушай хорошо, тренировки не пропускай. Потому
