что как бы мы ни старались быстрее управиться, у Февниевских прихвостней карт на руках больше. Скорее всего, нам ещё придётся побороться с ними за находку. И уж на кого, как ни на тебя, в этом можно положиться? Я-то так, всего лишь скромный маг, ни разу не боец.
— Покажи-ка мне, где у тебя располагается скромность? — скептично спросил Олеонте, вскинув бровь. — Потому что я очень хорошо помню, что был ученик, который на экзамене едва не прибил своего преподавателя по боевой магии. Как там его звали? Аля?
Алрефе сделал вид, что задумался и перехватил поднос одной рукой.
— Честное слово, понятия не имею, о ком ты говоришь! А скромность моя, смею предположить, где-то здесь. — И он с широкой улыбкой указал на отсутствующий рог.
— Козлина, — буркнул Олеонте и поспешил вниз.
Алрефе проводил его взглядом, покачал головой и снова взялся за поднос двумя руками. Вне пыточной и тюремной камеры с Олеонте не так уж плохо иметь дело, хотя бы забавно, при большой удаче можно даже предаться воспоминаниям об университетских годах, ведь учились они на одном потоке. А то и воспоминаниям о родине, ведь познакомились и «подружились» они ещё там, в Тельмон-шер.
Эта ночь в самом деле прошла совсем без сна. Хотя добраться до кровати удалось почти к половине пятого, голова снова разболелась так сильно, что не давала уснуть, а к тому моменту, когда подействовало обезболивающее, Алрефе заметил, что у него начало кровоточить основание рога в той части, где на него ещё залезала кожа. Пока с этим промаялся, пока обратно лёг, на сон осталось два часа. Два часа — это ни о чём и легче вообще не спать.
Очень плохое решение, которое теперь требовалось от всей чёрной души залить столь же чёрным кофе, смешанным с сильным бодрящим зельем. Тоже очень ностальгический коктейль, знакомый ещё со времён подготовки к экзаменам. Уж насколько и по сей день оставался безответственен к питанию Нильс, в студенческие годы Алрефе был в разы хуже. Но дуракам везёт, а демоническая регенерация и не такое выдержать может.
Сегодня же требовалось любым возможным способом вернуть себе сосредоточенность и возможность ясно соображать, чтобы не только разобрать полученные во время ночной вылазки данные, но и отделить те, которыми можно поделиться с Хекле. Причём не только поделиться, но и при надобности обосновать, как те были получены.
«Ну, тут ребусы явно полегче, чем когда следопыт искали, — отметил Альрефе, отпивая из кружки и листая справочник. — Хотя бы без дополнительных выкрутасов в виде межмировых телепортационных искажений, такое я бы один слишком долго осиливал. Хм… Что-то как-то занесло её даже близко не в Эшхон. Подсмотрим, что у нас там на юго-востоке…»
Отставив кофе, Алрефе обратился к другому разделу. Сверился с данными, с таблицами, с картами. Ещё раз перепроверил в бессмысленной надежде на ошибку. Но нет. Рог, а значит и Сильену занесло в Шерре-эн-Охан — расщелину темноты, одну из червоточин, напитывающих мир тьмой.
«Даже демоны в эту дыру спускаются только за местными тварями. Если Сильена не нашла, где спрятаться, мы даже труп не отыщем. Но если она ещё жива… Нужно торопиться. Если до неё не доберутся твари, то она просто не продержится долго среди такой концентрации тьмы».
Глава 23. Место, где тьма
Темнота расщелины не менялась ни днём, ни ночью: отсюда не разглядеть ни солнца, ни луны. Отголоски света только дразнили напоминанием, что где-то там наверху есть недосягаемый мир. Время перестало делиться на дни, превратившись в сплошную чёрную полосу. Снаружи убежища кто-то проходил, выл, скрёб по камням когтями, словно пытался пробиться к добыче, но внутрь проникала лишь тьма. Колючими лентами гладила тонкую кожу, царапала, не оставляя следов. Тьма медленно и неотвратимо просачивалась внутрь, отравляя. Ни кулон, ни отвар не могли в полной мере этому помешать, только отсрочить худшее.
Сильена боялась спать. Она не могла не спать, ведь это единственный способ сохранить силы, но боялась. Того, что нападут в момент наибольшей беззащитности, того, что не сможет проснуться. Каждое новое пробуждение давалось сложнее предыдущего, Сильена не всегда могла понять, что не спит. Только боль в незаживающем крыле служила маяком бодрствования.
Если в самом начале в душе теплилось хоть немного наивной надежды выбраться своими силами, теперь и её поглотила ненасытная тьма. Не выберется. В этом месте крыло не заживёт, и хорошо ещё, если оно сможет оправиться впоследствии. Тьма для такой раны словно грязь, зараза.
Сильена прижала колени к груди и попыталась унять дрожь. По ощущениям прошла вечность, но, скорее всего, дня три. Всё не так плохо. Пока что есть возможность дожить до помощи. Надо только сохранить веру. Сохранить рассудок. И ни в коем случае не вслушиваться, ведь каждую минуту то ближе, то дальше порождения тьмы пытались изничтожить друг друга. Рождались одни и умирали другие. Хруст костей, мерзкое чавканье, рыки, крики, агония. Слишком страшная сказка для феи, пришедшей из мира, не знавшего насилия.
И путь для бегства лишь один — в грёзы. Даже если засыпать сложно, даже если очередной сон окажется пустышкой, лучше не видеть и не слышать ничего, чем сталкиваться с реальностью. Считать ли это проявлением слабости или же благоразумия?
У не пустых снов всё-такие имелось преимущество. Казалось, что они тянулись дольше, а ещё в них был шанс кого-нибудь встретить. Даже понимая, что собеседник — лишь порождение разума, Сильена немного успокаивалась в компании. Ей очень-очень не хватало хоть кого-нибудь рядом. Услышать, увидеть, почувствовать, что она не осталась наедине с бедой. В тумане сна рука отчаянно потянулась вперёд, но, вырвавшись из марева, Сильена обнаружила себя на утренней лесной опушке.
По земле ещё тянулся туман, подкрашенный тёплыми лучами, от яркости зелени почти болели глаза. Такой знакомый пейзаж, что хотелось расплакаться. Дом. В пути Сильена никогда не чувствовала до слёз сильной тоски по родному миру, ведь знала, что пути назад почти нет, ведь с малых лет готова была однажды его покинуть, ведь верила, что дом — это где близкие люди. Но сейчас ей бесконечно сильно хотелось вернуться в это сказочно умиротворённое место, где каждый куст, каждый цветок искрился магией. В место, где свет.
— Вот ты где, мышонок, — раздался за спиной воркующий — нет, скорее мурчащий — голос.
Сильена тут же развернулась и посмотрела на Кошку со смесью радости и удивления.
— Т-ты настоящая? — пробормотала дрожащим от неверия голосом.
— Среди снов я даже более настоящая, чем
