неразборчиво. Главное, перепутать с чем бы то ни было трудно. Кстати, местный муэдзин делал это без электроники, через обычный жестяной рупор.
Подъехали к воротам, я глянул наверх. Нет, никаких надписей типа «Труд освобождает» или «Каждому свое» тут не было. Нам просто отодвинули шлагбаум и мы въехали внутрь. Ну здравствуй новый дом. Милый дом.
Глава 18
Однако грузовик всё ехал и ехал. Ряды палаток с вкраплениями мазанок, казалось, растянулись до горизонта. Между временным жильем бегали дети, ходили женщины. Мужиков было меньше. Да и движение на этих импровизированных улочках не сказать чтобы было интенсивным. Но при гигантских размерах лагеря встреченных были тысячи.
Мы проехали этот уродливый город, наверное, насквозь, и остановились перед весьма условными воротами из колючки. Ахмет вылез из кабины и куда-то ушел, коротко бросив пару слов своим охранникам. Те знаками показали, что пора на выход. Я примерился, и аккуратно слез на землю. Колючка в пять ниток, за ней дворик небольшой, две мазанки примерно одинакового размера, без окон, где-то десять на пять. Довольно хлипкие на вид двери распахнуты настежь.
Молодой паренек в пуштунке и с какой-то древней винтовочкой на плече подошел ко мне и, подталкивая в спину, погнал к воротам. Отодвинув створку так, чтобы образовалась щель сантиметров семьдесят, он махнул рукой, и я вошел на территорию концлагеря.
Никто меня не обыскивал, не записывал в специальный журнал прибывших узников, вообще ничего не делали. Вот этот хлопчик и представлял собой всю лагерную администрацию? Я осмотрелся вокруг. Ни фига мы не на краю — палаточные улицы со всех сторон. Вот и охрана. Всякий, кто рискнет выбираться наружу, должен будет пройти через километры афганцев. А они живым никого не отпустят. Так что не нужны здесь ни высокие заборы с контрольно-следовой полосой, ни злобные собаки на блокпостах, ни часовые на вышках. Сам не захочешь никуда идти, если только не решил покончить жизнь самоубийством. Идеальная тюрьма.
* * *
Скучать мне не дали. Я даже не приступил к обследованию мазанок, как пришел еще один представитель местной власти, и вякнул что-то типа «Ходь сюда, чего скажу». На обед поведет? Или на медосмотр? Выдаст робу местного зека?
Не угадал ни разу. С помощью пинков и прочих стимулирующих жестов меня погнали по улицам лагеря. Может, сопровождающий и пытался что-то донести на словах, но я ничего не понимал. Офигенно вдохновляющий прием.
А вот и коллеги по несчастью. Осуществляют очистку территории путем складывания камней на телегу. Провожатый толкнул меня к нашим, и всё. Закончилось мое путешествие. Фронт работ определил еще один душман. Он просто подошел, стукнул мне по печени, а потом, когда я наклонился, пытаясь отдышаться, ткнул пару раз кулаком по пояснице.
— Ты, браток, не падай, а то ведь не остановится, — буркнул поднимающий неподалеку от меня камень парень. Брюнет, лет двадцати пяти. Или мне показалось, и он просто выглядит старше.
Я устоял на ногах, и надзиратель ушел в тенек.
— Давай, собирай и носи на телегу. Не спеши только, некуда.
Перезнакомился я со всеми минут за десять. Показывал и рассказывал всё Никита Андреев, лейтенант ВВС. Его не сбили, захватили на земле, когда они с приятелем зашли попить чаю в забегаловку, которая считалась всеми вполне безопасным местом. Еще был прапор-погранец, Коля Баев, сержант Валентин Марущак и двое рядовых — Саня Гавриков и Ринат Давлетов.
И был еще один член коллектива — капитан Бабич. Этот лежал в тенечке и признаки жизни подавал весьма скудные. Попал в засаду, захватили раненым, вот, никак не очухается, уже больше месяца. Так и таскают за собой. Это еще с душманами повезло, они временами даже немного на людей похожи. А то ведь могли просто пристрелить, для экономии ресурсов.
Кормят здесь без разносолов, раз в день. Так, чтобы только с голодухи ноги не протянули. Большей частью это разваренная крупа, немного овощей. Иногда могут бросить в казан рыбы чуток, в основном в виде голов. Ну, и по лепешке на одно лицо. Как говорится, ни в чем себе не отказывай. Сбалансированное питание, нечего сказать.
Рабочий день ненормированный. Пока не стемнеет, потом гонят в загородку. Так что теперь природа за соблюдение трудового законодательства — день становится короче.
Всё это мне Никита сообщал урывками, наверное, надзиратель считал, что пока мы разговариваем, то не работаем.
Вечером меня просветили по полной. И я рассказал свою историю. Удивляло ребят всё — даже то, что меня на машине привезли. Все они, за исключением Бабича, пришли сюда с караванами, потратив на поход немало времени.
Оказалось, что буквально неделю назад их ряды сильно проредили. Пятнадцать человек без разговоров собрали в кучу и куда-то увели. Что, как — не знает никто. Скорее всего, в другой лагерь.
Местный городок числился за Хекматияром. Соседний Бадабер — за Раббани. Как там содержат наших, не знал никто. Но здесь понапрасну сильно не избивали, работать на износ не заставляли, и вон, даже Федю не трогают.
Бабича я осмотрел. Неправильно сросшиеся переломы ребер, как минимум четырех. Возможно, какое-то воспаление в области поджелудочной и селезенки. Левое легкое, скорее всего спалось, и там в плевральной полости жидкость примерно до третьего ребра. Сердце работает с нарушением ритма, куча экстрасистол. Свищ на правой голени как последствия ранения. Значит, плюсом остеомиелит. И ведь это он вроде немного стабилизировался. Как жив остался при таких обстоятельствах?
Хоть и разговаривал капитан с трудом, но было видно — он тут главный. И вовсе не из-за того, что звание больше. Что-то в нем такое было… словами не сказать. Но уважать я его начал сразу.
Про ислам тоже рассказали. Да, были прецеденты. Таких моментально отделяли от других, уводили. Точно никто не знал, что с ними дальше. Так, слухи только, которые по гарнизонам ходили. Будто ребята эти должны были доказать преданность и прочее. Один из них вроде даже стал телохранителем какого-то туза и тот ему всё доверял. Ничего вразумительного. И были принявшие ислам, если верить рассказчику, прапору Баеву, все как один совершившие преступления и убежавшие от возможного дизеля или даже тюремного срока.
Точной была одна история. И имелся даже живой свидетель тому. В мае трое наших через Красный Крест уехали в Швейцарию. Должны отсидеть в тамошней тюрьме пару лет, а потом — в Союз. Переговоры шли плохо и долго. Но в итоге трое рядовых умчали отсюда на машине посредников.
Кроме лагеря беженцев
