Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
Черный пес откопал в обломках города длинную серебряную косу. Плотоядно ухмыляясь, он помотал ею, зажав в пасти, как найденную кость.
– О! – вскричала Сентябрь, осознав все в один ужасный момент.
– Они пользовались нами как своими инструментами, – шептал йети, хотя его шепот был сравним с криком ребенка, – а Жемчужина сделала их инструментами для всех. В чудотворстве есть своя поэзия, иначе какая от него радость? Ты встречалась с половиной народа фей. Сапфировый Стетоскоп был мэром Терпения, звали его Помело Варнавы, если я правильно помню цвет его жакета. Костяные Ножницы были его женой, Чепцом Монашки. Я думаю, что старушка Танаквиль превратилась в гаечный ключ. Ее сыновья рассыпались по полу деревянными ложками. Фей было больше, чем цветов в полях, и все они обратились в то, чем всегда и были, – голос Сайдерскина потемнел и наполнился скрежетом старой ненависти, – в мусор. Полезный мусор, но все же мусор. Уверен, что и ты использовала фей для работы. Они никогда не ломаются и не изнашиваются, Жемчужина позаботилась об этом. Конечно, не каждый инструмент отягощен отвратительным прошлым, но их так много…
– Мой Гаечный Ключ? – спросила Сентябрь с чувством подступающей тошноты. – Ложка Ведьм…
– Но они же не спят? – внезапно пропищал Аэл из люльки, висящей на шее Сентябрь. – Осознают ли они себя внутри гаечных ключей и ложек?
Сентябрь поднесла руку ко рту и ахнула.
– Вилы сказали «нет»! В стране великанов, в Парфалии, Вилы сказали «нет». Вот почему король Чарли постановил, что Инструменты Имеют Права. Ну, конечно, Инструменты же – это его кузины, друзья, дяди и тети. Но тогда должна быть причина, по которой они пробуждаются, по которой внутри них начинают шевелиться феи! И если хотите знать, мистер йети, я считаю, что эта причина – вы! Это вы крушите Луну без всяких на то оснований, просто потому, что вам больно! И если Луна сделана из жемчуга, то, сломав ее, вы разобьете заклятие. Может быть. Это кажется логичным, хотя и звучит как нонсенс.
Йети захохотал. Он хохотал так долго и громко, что Сентябрь пришлось зажать уши. Она пыталась защитить маленького Аэла, прикрывая его собой. А смех все не стихал. Он грохотал, раскатывался, бился о башни и ночной воздух, пока наконец эти раскаты и этот грохот не передались Луне. И вот она вся уже содрогалась в муках, стоны и хрипы вырывались на поверхность, будто два айсберга терлись друг о друга.
Расщелины распахнули свою черную глубину. Церковь Фей, вся покрытая сухими сладко-горькими лозами и инеем, ухнула в зияющий каньон почти беззвучно, если не считать печального обреченного шелеста. Нарыв внезапно вспучился еще сильнее, сделавшись выше и шире. А тряска все длилась и длилась, толчки становились все резче.
Сентябрь припала к поверхности, держась из последних сил. Наконец лунотрясение милосердно затихло.
– Ты не такой, как я думала, – выкрикнула Сентябрь. Нервы ее были на пределе. – Ты говоришь, как хороший и добрый зверь, а сам одним своим смехом крушишь все вокруг.
– Почему ты думаешь, что я причина этого, девочка из низин? – проревел йети.
– Ты колол Луну Костяными Ножницами! – завопила Сентябрь в ответ. – Ты гонял Арустук по равнине, будто она совсем никчемная! Ты смеешься – и мир содрогается. Ты такой большой, больше всего, не считая гор, твои глаза налиты кровью и гневом, а рука твоя жестока, и я боюсь тебя – мне не стыдно бояться, когда меня вот-вот раздавит вместе с моими друзьями. Если бы меня попросили описать злодея, осмелюсь сказать, он был бы очень похож на тебя!
Йети посмотрел на нее со значением.
– Ты тоже одета как злодей. Значит ли, что ты и есть злодей?
Сентябрь взглянула на свои черные шелка.
– Это не то же самое!
– Ты еще дитя, – вздохнул Сайдерскин. – Ты видишь только малое, только то, к чему способна подползти. Да, Луне больно, но это не я причиняю ей боль.
Глава XIX
Время – единственная магия
в которой один становится двумя, двое становятся одним, полуправда становится целой, все преходяще и все ошибаютсяКрасный купол в огромном павильоне Терпения зашевелился.
Он скручивался, медленно растягиваясь. Он вспухал, опадал и снова вспучивался. Он производил странные тихие звуки, вытягиваясь к пустым небесам. Под кожей его расцветали тени.
– Почти пора, – прорычал Космический Пес. И сразу после этого их стало не пять, а шесть. Из облака сгустился высокий мужчина с черными татуировками на синей коже. Да-да, он явился в грозовом облаке, пепельно-темном, как во время летнего шторма, а когда облако рассеялось, он уже там стоял, влажный, яркий, крепкий. В руке он держал Костяные Ножницы – длинные, белые, острые. Взгляд его надолго задержался сначала на Сентябрь, а затем на юной копии самого себя – на Субботе, чьи глаза наполнились дымчатыми слезами.
– Почему? – прошептал юный Суббота.
Но старший ничего ему не ответил.
Сентябрь смотрела на высокого марида будто издалека. Она знала, что должна закричать на него – возможно, он бы даже послушался. По крайней мере ее собственный Суббота обычно слушался. Но ее опять накрывала все та же ужасная парализующая неподвижность. Этот Суббота был будущим. Не значит ли это, что все уже случилось? Не значит ли, что уже ничего нельзя сделать? Как она может спорить со всеми Субботами, которые еще впереди? Она разбила свою судьбу молотком – это что-нибудь да значило?
Старший Суббота двигался быстро и уверенно. Сайдерскин пошевелил пальцами в жемчужной почве, и опять звезды покатились как по дорожке собачьих бегов, преследуя несчастного отчаявшегося зайца. Солнце всходило и садилось фотографическими вспышками, все быстрее и быстрее. Время судорожно сокращалось и тащило их за собой. В свете фотовспышки заката Сентябрь увидела, как Суббота раскрыл ножницы и вспорол Луну. Он делал длинные надрезы в направлении от ужасного красного нарыва, налегая всем телом, чтобы раскрывать и закрывать ножницы. Черный Пес скакал вслед за ним, прикусывая края разрезов и растягивая их пошире.
Красный волдырь начал подниматься.
Последний сокрушающий толчок лунотрясения прокатился под ними. Казалось, что начинался он в глубине их сознания – и раскрывался, содрогаясь и осыпаясь. Сентябрь упала, успев в последний момент извернуться, чтобы не раздавить собой Аэла. Суббота подхватил ее и поставил на ноги. Затем метнулся вслед за собой будущим, который то скрывался в своих грозовых облаках, то снова возникал.
Из раны, проделанной Костяными Ножницами, сочилась, словно густое масло, черная кровь Луны. Она дрожала и мерцала раскаленными узорами, золотыми и алыми на черном. А красный купол все продолжал расти из развалов Луны.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
