— Да, конечно, — невесело вздохнула Рита. — У бабушки все-таки был дедушка…
— Ты знаешь, мне кажется, что Сережа тоже рано или поздно окажется чьим-то дедом, — заметила мать. — И Вите тоже эта участь грозит, причем, боюсь, в самом скором времени. Сколько его старшей дочери?
— Не помню, — призналась Рита. — Знаешь, я никогда не интересовалась его детьми…
— Странно, — сказала мать. — Он твоими интересуется вовсю… Он в них души не чает… Если уж у нас с тобой пошел разговор по душам — расскажи мне, за что ты его ненавидишь? За то, что он тебя любит? За то, что работает день и ночь, чтобы ты ни в чем не нуждалась? Да что ты — я, Ник, Артем… Ты знаешь, как ему бывает тяжело, Рита? Или ты всерьез считаешь, что он грубое животное?
— Нет, мама…
— Считаешь… Зачем ты вышла за него замуж? Чтобы превратить его жизнь в медленную пытку?
— Нет! Я хотела… я думала… что я смогу сделать хоть кого-то счастливым!
— Рита! Хоть кого-то никогда не удастся сделать счастливым! Сделать таковым можно только того человека, которого любишь… А ты умудрилась сначала сделать несчастным того, кого любила, а потом повторить то же самое с другим человеком… Зачем?
— Мама, но Сергей же мог что-то мне объяснить! И та женщина. Она сказала, что он убил девушку.
Мать замолчала.
— Когда твой отец умирал от рака, я мечтала, чтобы нашелся человек, который помог бы ему безболезненно уйти от этих страданий, — сказала она после долгого молчания. — Я молила Бога, чтобы кто-нибудь сделал ему эвтаназию… Рита, та девушка, Таня, была ему лучшим другом. И она умирала на его глазах… Она мучилась. Что он должен был делать? Смотреть в ее глаза, знать, что ты можешь облегчить ее уход, видеть, как с каждым днем сознание покидает ее — и остается лишь боль? Рита, не будь такой же жестокой, как все эти медицинские ханжи! Мне всегда интересно, что сделали бы они, окажись в такой беде?
— Подожди, мама, — остановила Рита. — Что ты говоришь? Какая девушка? При чем тут мой отец? Он же… Мама, та женщина сказала мне, что он убил эту девушку из ревности!
— Я никогда не видела ту даму, которая все тебе это наговорила. Не знаю, что заставило ее возвести на Сережу эту напраслину… Я знаю только, что эта несчастная девочка тонула. Он пытался ее вытащить, но потом понял, что все, что он делает, бессмысленно. Однажды она сама попросила его облегчить ее страдания. Сама! Он отказался… Каждый день он видел, что она страдает все больше, больше — боль была нестерпимой. Уколы не помогали. Наркотики лишали ее разума… Красивое, нежное существо на его глазах превращалось в нечто ужасное, бесформенное… Он каждый день встречался с ее взглядом, полным боли и одиночества, — и знал, что она так страдает по его вине… Из-за него! Рита, он пережил кошмар… Однажды разум вернулся к ней. Она сказала: «Я не могу больше просить тебя об этом. Я все поняла… Я слишком люблю тебя, чтобы сделать тебя убийцей». Это было только мгновение… Он весь день ходил по городу под дождем, и в его ушах звучал ее голос. Вечером он вернулся в больницу. Поверь, Рита, он не сделал ей укол. Он просто набрал в шприц нужное количество морфина… Вот и все. Она видела, что он делает. И прошептала: «Спасибо…» Рита, я ему верю! Извини меня, но отчего-то его рассказ вызывает у меня больше доверия, чем бредни этой странной особы… Откуда она вообще взялась, эта чокнутая детективша?
Рита молчала.
Сейчас ей было все равно, откуда взялась Татьяна Абрамовна. Сейчас все вертелось перед ее глазами, как в калейдоскопе, — и она думала только об одном. Она вспоминала, какой у него был взгляд. Как у побитой собаки. Собаки, вечно ждущей удара.
— Все кончено, — выдохнула она. — Я сама разрушила свою жизнь…
— Почему ты в этом уверена? Все можно исправить!
— Но как же тогда…
— Мама! — в дверь просунулась голова Ника. — Тебя тетя Амира к телефону!
«Чертова усталость, — подумал Виктор. — Иногда моя жизнь напоминает бег по кругу… Понять бы, во имя чего это делается…»
Все чаще и чаще приходило ему на ум, что он делает это исключительно ради процесса. Когда твоя голова занята разными идиотизмами, в голову не могут пробиться другие мысли. Например, сколько ошибок ты умудрился наделать… По глупости и по чрезмерной уверенности в себе.
За окном темнело, но он не спешил домой. Он помнил, что обещал Нику и Артему прогулку — но не сложилось… Он больше всего сейчас хотел увидеть Риту — и боялся этого, потому что знал наверняка — его взгляд наткнется снова на Ритин, холодный и испуганный…
— Интересно, сколько я смогу это выдерживать?
Самым логичным было бы поговорить с ней, но и этого разговора он опасался.
Что потом?
Если все точки над i будут расставлены, не станет ли еще хуже? Сейчас он надеялся, что в их жизни в конце концов все переменится, время вылечит, как говорится… И Ритину любовь, увы, к другому человеку. И его чувство вины: перед ней, перед Риммой, перед девочками…
Дверь открылась. Миша возник на пороге так тихо, почти бесшумно, что Виктор усмехнулся — если бы не габариты, Миша запросто мог сойти за привидение.
— Чего, босс? — спросил Миша с деланным сочувствием. — Неприятности?
— С чего ты взял?
— У тебя вид такой… точно тебя только что вытащили из канализационного люка… Проблемы?
— Да нет… — Он отмахнулся.
Миша сделал вид, что не заметил попытки пресечь откровенные разговоры. Он подошел, сел напротив.
— Та-а-ак… — протянул он. — Надо срочно водки.
— Не надо.
— Да мне-то лучше знать…
— Откуда тебе это лучше знать?
Виктор начинал испытывать глухое раздражение. Что, в самом деле, за роль выбрал себе этот тип? И почему он все это терпит?
«Потому что ты боишься, — насмешливо напомнил внутренний голос. — Если ты не будешь терпеть Мишу, кто знает, что ему может прийти в голову? Например, пойти к Рите и рассказать, как ты, Витенька, нанял детектива… чтобы за этой самой Ритой последить. Чем все это кончилось?»
Странное дело — Витькин внутренний голос сейчас изрядно напоминал Мишин.
— Мне сверху видно все, — насмешливо пропел Миша. — Так, шеф. Ты сидишь и внушаешь себе, что жизнь прекрасна. А я быстро слетаю до ближайшего ларька. Потом мы с тобой выпиваем в молчании, погруженные каждый в собственное эго. А уж после этого священнодействия каждый выговаривается. Коли захочет…
Раньше, чем Виктор успел что-нибудь сказать, он вышел.
Виктор остался один — наедине с растущим в душе раздражением. Почему-то Миша действовал на него именно таким образом — Виктор начинал злится. На себя. На Мишу. На Риту… На эту чертову жизнь, когда абсолютно все складывается не так, как тебе хотелось бы.
Телефон зазвонил внезапно. Машинально подняв трубку, он посмотрел на часы.
