же купил грузовик, и куда-то уехал. И в тот же день в его дом залезли все, кого он так тщательно подкармливал все это время. Правда соседи тоже не дремали и вызвали полицию. И каково же было удивление и грабителей, и полицейских, когда в его собственной спальне, обнаружился штабель из золотых слитков весом около тысячи пятисот фунтов!
— Так много? — удивленно переспросил я, прекрасно помня, что выделенного ему золота было полторы тонны, то есть вдвое больше, чем было названо собеседником.
— Точно! Об этом даже в газете писали. Была фотография и указан точный вес слитков!
Похоже грабители, да и прибывшая полиция все-таки не упустила своего. Вот не верю я, что Леонид успел за такое короткое время вдвое сократить свой золотой запас. Тем более, что кроме слитков у него на руках имелась достаточно приличная сумма.
— А дальше. — Спросил я.
— Дальше все просто. Золото конфисковали и сдали в банк. Его самого по возвращению, долго терзала полиция. Чего именно она добивалась было не сосем понятно, хотя, что же тут непонятного. Документов на золото у него не имелось, значит кого-то ограбил. Но даже если и нет, то почему не сдал золото в банк, не заплатил налоги, как добропорядочный гражданин? И как итог он отправлен на продолжительное лечение. Признали сумасшедшим. Ну, а кто в здравом уме, станет раздавать свои деньги черномазым, и хранить дома полторы тысячи фунтов золота.
Нечто подобное я предрекал ему и раньше. Как говорится — за что боролись, на то и напоролись. Естественно, что дальше этого разговора я не пошел, мало ли что он там мог наговорить. Одно дело, что его сочли сумасшедшим, и другое, если я стану интересоваться его судьбой. Могут заподозрить что и его слова были в чем-то верны. А ведь он по простоте душевной мог и обо мне все рассказать. Так что лучше забыть об этом недоумке.
У меня все складывалось вполне нормально. Довольно скоро я перенес бизнес на Миссисипи, запустив по реке закупленные в СССР, теплоходы на подводных крыльях, которые довольно скоро приобрели большую популярность и как туристические суда, и как обычный транспорт. Одним словом, мое дело пошло в гору. Прожил я довольно долго и последние дни пребывания в этом мире, был окружен любовью и уважением детей и внуков. И единственное, что меня очень беспокоило, так это то, что я так и не смог добраться до Магадана, чтобы поклониться могиле матери. Увы, город считался приграничным, и потому был закрыт для посещения иностранцами. А я хоть и несколько раз приезжал в Советский союз, но так и не смог добиться разрешения, на посещение Магадана. И это меня очень расстраивало.
ЭПИЛОГ
…Ледяные воды Ла-Манша становились все ближе и ближе, Леха же пребывал в эмпириях прокручивая свою прошлую жизни, и стараясь вспомнить всю ее до самого последнего момента. Всего, какие-то мгновения полета, а оказалось, что этого вполне достаточно, чтобы прожить жизнь заново. Особенно последний год. Точнее несколько месяцев прошлого года. Увы, этих мгновений оказалось недостаточно. Удар о поверхность воды оказался нестерпимо сильным и болезненным настолько, что не хватило никаких сил для того, что выразить его хотя бы в последнем вопле отчаяния. Мгновение спустя Леха потерял сознание, и вдруг, даже сквозь закрытые веки, почувствовал ослепительно яркий свет, проникающий в него, казалось со всех сторон. Еще большее удивление вызывало то, что он совершенно не чувствовал никакой боли, хотя прекрасно ощущал все клеточки своего собственного тела. Может это и есть — рай, пронеслось в его сознании.
Он, осторожно попытался приоткрыть свои глаза, как в тот же миг, что-то очень тяжелое, но достаточно мягкое, упало на него с небольшой высоты, тем не менее, наверняка добавив к его измученной недавней авиакатастрофой тушке, пару синяков. Теперь уже поздно было осторожничать и открыв глаза и переморгавшись от яркого света, он видел, лежащую на себе тушку Длинного, почему-то не подающего никаких признаков жизни. Рассуждать, что произошло было некогда. Нужно было срочно возвращать к жизни своего друга, чем Леха и занялся в первую очередь.
Вот только едва Длинный открыл глаза, как в них промелькнуло немалое удивление, и он облапив Леху, прижал его к себе так, что у того затрещали кости. Впрочем, Длинный никогда не соизмерял силы своего хвата, и подобное происходило довольно часто. Но самым удивительным оказалось далеко не это. Если раньше он мог назвать своего друга Лехой, иногда Лепехой вспоминая старое прозвище, то сейчас восклицание Семена, было совершенно другим, из-за чего Алексей, на какое-то мгновение подумал о том, что его друг помутился рассудком от встречи. Ну, а как еще-то можно назвать его вопли, звучащие как:
— Папа, Папочка, как хорошо, что я тебя нашел!
Когда наконец Длинный несколько успокоился, и заговорил своим спокойным голосом, у Лехи отлегло от сердца. Его друг пришел в себя и остался все тем же спокойным и рассудительным Длинным, и это его очень радовало, хотя память о недавних событиях все же грызла его сознание, и не давала успокоиться.
Между тем Длинный осмотрелся, потрогал носком сапога лежащие на полу тряпки и один из винчестеров, похоже все, что осталось от ротмистра Кленовского, молча решили друзья. Потом, брезгливо все эти останки были сдвинуты к дальнему люку, через который друзья когда-то оказались в этом помещении с календарем, и так же не дотрагиваясь до них были сброшены в пропасть. При этом люк, находящийся в полу, вполне самостоятельно провернулся, вокруг боковой оси и захлопнулся, будто только и ожидал, когда в пропасть улетят вещи погибшего ротмистра.
Осмотревшись, Длинный, указал на еще один люк находящийся в потолке, и сказав, что находиться здесь долго не стоит.
— Мало ли что взбредет в голову древнему артефакту.
И подтолкнув Леху к скобам, полез вслед за ним. Наверху все оставалось в том же виде, как и в тот момент, когда появление ротмистра, сработало катализатором, и их раскидало по городам, временам и весям. Упавшая набок керосиновая лампа была поставлена, в вертикальное положение, вновь зажжена, и друзья увидели стоящий на столе заплечный мешок, заполненный до отказа изумрудами, когда-то добытыми Лехой из закрытого сейчас соседнего помещения. Вот только если в тот день Алексей был несказанно рад добытому богатству, намекая на то, что теперь Длинный будет клянчить у него денежку на мороженное, то сейчас отнесся к мешку, более чем индифферентно. И когда Длинный предложил ему забрать мешок с собой,
