и табличке на низких крашенных воротцах. Внутри узкого двора, с одной стороны, под самый забор забитого свежим сеном, с другой — парой старых подвод и одним громоздким рыдваном, бродили белые куры и один, но, подозрительно бесхвостый индюк. Впрочем, оказию, по которой данная «мужская гордость» отсутствовала, я поняла тут же — как только он с разворота, «гостеприимно» ринулся мне навстречу.
— Ну-ну, давай. Видно у тебя и борода лишняя, — с прищуром, подбодрила я птицу, но, та вдруг, резко, на полпути, раздумала. — То-то же… Значит, соображаешь еще, — и обошла местного сторожа стороной. Вообще то, я их старалась не обижать (итак умом обижены). И даже склочных весевых гусей всего один лишь раз заставила двигаться задом наперёд да и то, вслед за тем, как они на меня вероломно сзади же втроем налетели. А тетка Янина, их хозяйка, глядя потом на это «шествие» кумушкам втирала, что, то было «неминучее знамение». Правда, в толковании чего именно, они сильно разошлись… — Ага… А другие птички тут в наличии имеются? Стрижи, например?! Ау-у!..
Мальчишка обнаружился уже в самом загоне, от множества щелей, сплошь солнечном и продуваемом. И узрел меня, лишь, когда косая тень с двумя кренделями по бокам упала на мятую газетную страницу:
— О-о, здрасьте вам, — шустро он обернулся, опять же ничуть не смутясь. — Госпожа пришла спросить у лошадей, как им тут живется?
— Ну-у, и это тоже, — неожиданно для самой себя, расплылась я. — Госпожу Евсенией зовут. И можно, без «госпожи». Показывай, где моя красавица. У меня для нее гостинец.
Стриж, свернув свою газетку, пихнул ее одним краем за пояс штанов и, шутливо мне поклонился:
— Прошу, Евсения. Тут недалеко — вторая клеть с краю, — а потом, все ж, не выдержал. — А вы… ты и в правду их понимаешь или так, к труду меня стимулировала?
— Понимаю… Ну, здравствуй, Кора. Смотри, что я тебе принесла. Только… Стриж, у тебя ножик есть? А то она с косточками не любит.
— Ну, надо же…
Вскоре, яблоко было разрезано на половину и очищено. А потом я вздохнула и разделила его еще на пару частей. Хотя, Капкан уж точно, не заслужил. Стриж, с прищуром сопровождающий меня вдоль клетей попутно же и отчитывался. Впрочем, явно, без особого к моим словам доверия:
— А вот ты говоришь, что она…
— Ее Кора зовут, — гладя лошадиную морду, сочла я не лишним повторить.
— Кора… Что, Кора любит яблоки… без косточек. А болезни их или другие причуды распознаешь?
— Болезни? Нет. Я ж — не лекарь и в болезнях не разбираюсь. А что касается причуд, то, с этим проще.
— Угу… — на долечку задумался подросток. — А вот, если, например… есть у меня конь. Его Бархат зовут. И он меня совсем не слушается. Когда я ему уздечку надеваю, он все время голову свою задирает под самый потолок. Я уж и лошадиному лекарю его показывал — зубы и рот проверяли. Он сказал, все в порядке. А как уздечку завидит — глаза в балку выпучивает и, хоть ты на шее у него висни… Может, ты с ним, того… поболтаешь?
— Когда? — авторитетно сдвинув брови, уточнила я, тут же получив ответ:
— Прямо сейчас. Он у меня здесь — хозяин разрешил. В дальней клети, — а потом, всю дорогу до места, и тоже, весьма «авторитетно» мне втирал. — Он по счастливому случаю мне достался. И у меня на него большие планы — скоро ж ежегодные городские бега, а мы и не объезжались еще толком. Я уж и седло ему стоящее нашел в газете — по объявлению. Правда, дорогое, но, может, удастся сторговаться. И вообще Бархат — хороший жеребец, многообещающий.
— В том смысле, что тебе про него много наобещали?
— Да нет. Он и при прежнем своем хозяине всегда хорошо выступал. Пока тот… ну, того… Вот, это — мой Бархат, — выдохнул он, замерев напротив любопытно высунувшегося к нам, вороного жеребца с глазами, нисколько не скромнее хозяйских:
— Ба-архат, — первым делом, как собаке, протянула я ему свою, пахнущую яблочным соком ладонь. Конь в ответ фыркнул. Я — удивленно выкатила глаза. — Ага-а…
— Евсения… Он уже тебе… говорит? — шепотом и почему-то, пригнувшись, проблеял подросток.
— Ругается, — уверила я в ответ.
— Как?
— Матом… портовым, — а потом не выдержала и рассмеялась, глядя в округлившиеся синие глазища. — Ему запах мой не понравился, наглецу. А знаешь, почему?.. Его бывший хозяин, перед тем, как начинать запрягать, вначале всегда задабривал… солеными огурцами. Поэтому он и с тебя такое же поощрение требует. Без огурцов — никак, Стриж. Ни в какие ворота.
— А-а-а, — открыл тот широко еще и свой рот. — То-то я… И как они еще на пару не спились, раз огурцами оба по утрам опохмелялись. Ну, то есть… Евсения, спасибо, — и смолк, вдруг, смущенно почесав выгоревшую макушку.
— Да, не за что. А нашим лошадям здесь хорошо. Спокойно. И тебе за это тоже спасибо. И что выводил их во двор, тоже… — развернувшись, замолчала я. — Мне послышалось или… Да нет — зовут. Мне пора, Стриж, — и рванула на выход, лишь напоследок, подмигнув своей Коре, потому как…
— Евся!.. Ев… Ой, ну точно, тут, — торчавшая долечку назад из-за воротец голова Любони, склонилась вбок, кому-то недовольно поясняя. Да не кому то, а я знаю, кому. И знаю, отчего из-за ворот — курсирующий с другой их стороны индюк, завидев меня, срочно ретировался под ближайшую подводу.
— Извините, я забыла, что ключ с собой забрала.
— Да что там, — вздохнула подруга так, что едва мои кренделя ни взметнулись. — Евся, у нас дурные вести… — а кто б сомневался…
— Нет, я все равно мало что понимаю, — в который раз, остановилась я у окна и, на всякий случай, в него выглянула. Хотя, кто его знает, зачем? Просто, раз Стах так делал, то и я теперь тоже должна. — Любонь, расскажи еще раз.
— Рассказываю, — тоже в который раз, вздохнула моя подруга. — Я была в лавке — сковородку тетке выбирала. Там, продавец долго копался, потом в кладовку ушел — нужный размер искал. Потому как мне надо было с ручкой, чтоб…
— Любонь, это можешь не рассказывать.
— Ладно, — покорно кивнула та. — В общем, жду я его и от скуки пялюсь в окно. Как, вдруг, вижу — ведут. Стаха ведут, связанного. Двое — по бокам, двое — сзади и все — с мечами наголо. Ах, да. У тех, что сзади арбалеты были, взведенные.
— Это я тоже… помню. С чего вы взяли то, что его не наймиты очередные
