Книга Осиновый кол прилагается - Елена Станис

объяснения вы несомненно получите. Раньше я прийти не мог, иначе нарушилась бы цепь событий, и я не провалился в портал вместе с этой тварью. А ведь благодаря этому я смог вернуть то, что у меня отнял монстр — свою семью. Может проведёте нас внутрь, в комфортных условиях я расскажу всё более основательно.

Натаниэль Кристан кивнул и отдал необходимые распоряжения. Семью Браунигов разместили в правом крыле замка, выделив несколько комфортных комнат. А мы, включая Донсона Браунига, Грэга Тилли, меня, маркиза Натаниэля Кристана, его сестру и названного брата устроились в большом зале у камина. И Донсон Брауниг начал свой удивительный рассказ.

— Когда я последовал за чудовищем и вошёл в пелену искрящейся материи, то оказался в жутком месте — мире с багровым небом, том самом, где побывала Алина. Мир его был ужасным и, казалось, что если не монстр, то само красное небо поглотит и переварит меня. Я понял, что в этом мире мне не выжить и поспешил обратно, но оказался вовсе не там, где ожидал и не тогда…

Глава 12. Второй шанс

Пятнадцатое июня, 1741 г. от Р.Х., Малтия

Донсон Брауниг

Я очнулся в кромешной тьме, ощущая пронзительную боль в правом предплечье. Малодушно поддался неописуемому ужасу, затвердевавшем в теле моём неподъёмной ношей. Царь Небесный, Утешитель, Дух истины, везде сущий и все наполняющий, Сокровище благ и Податель жизни, спаси, Преблагий, души наши! Я упал на колени и громогласно исполнил двадцать второй псалом Царя Давида.

Тьма отступила на полшага, являя смутные очертания опочивальни. Но не человечьих размеров. Чересчур большое ложе, слишком высокая лавка, огромный стол. Я в доме Голиафа? Где же я, Боже Правый?

Огляделся, придерживая левой рукой ноющее предплечье и увидел мерцающий свет. Спотыкаясь и прихрамывая пошёл к нему. Источником оказался просвет между чем-то, наподобие брёвен. Чтобы прочесть просительный псалтырь вновь опустился на колени, и тогда руки мои нашарили топор, большой и очень тяжёлый. С благодарственной молитвой я на силу поднял его и что было сил ударил туда, где видел просвет. Удар получился слабым. Уж слишком тяжёлый был топор. Я ударял снова и снова, сопровождая сея действа чтением девятнадцатого псалома Царя Давида. И тут Господь сжалился и меня озарило слепящим светом. Зажмурился. А когда открыл глаза передо мной в пройме окна раскинулись просторы Божьего мира.

Теперь мог явственно видеть и осознать всё вокруг. Я находился в заколоченном доме кого-то очень большого. Правое плечо кровоточило от пореза, источником которого, вероятно, были осколки зеркала. Ведомый наитием я поднял с пола сверкающий осколок перед тем как спрыгнуть из окна на землю. Прыжок неприятно отдался в ступнях, но я был спасён из плена тьмы! Упал на колени и вознёс благодарственную молитву. А потом посмотрел на себя в зеркало и чуть было малодушно не лишился сознания. На меня смотрел Донс Брауниг, но Донс Брауниг восьми лет отроду!

Боже, Творец и Создатель вселенной, я — отрок, недавно вышедший из младенчества!

Так вот отчего мне казалось слишком большим всё в этом доме! Этот заколоченный дом с голубым крылечком, эта деревянная беседка и дубовый лес вдалеке. Всё мне кажется смутно знакомым.

В траве стрекотали кузнечики, в небе пролетали стаи птиц, вдалеке слышался собачий лай. Ещё никогда я так не радовался присутствию тварей Божиих. Я не один. Вокруг жизнь. А значит могут быть и люди.

Руководствуясь Дланью Господней, я проложил путь вдоль пшеничного поля и моё сердце всё более наполняла радость. Мельница. Избы. Люди!

Не обращая внимания на боль в плече и прихрамывая на левую ногу кинулся к ним. Первая кто мне встретился была женщина с коромыслами и круглым добрым лицом. Она поставила вёдра наземь и повернулась ко мне.

— Дитя, что с тобой? — Спросила женщина на родном мне малтийском наречии.

— Благословение Господне на тебе, дочь моя, — воскликнул я тоненьким детским голоском, умываясь при этом слезами облегчения, чем ввёл бедную женщину в ступор.

— Что? Дитя, что с тобой? Бедный ты весь в ссадинах, а руку вовсе порезал! Откуда ты? Кто твой батюшка? Где ты живёшь?

К нам подошла ещё одна женщина и один мужчина.

— Да это ж средний сын кузнеца Браунига, — узнал меня мужчина.

Сердце ёкнуло, в душе затеплилась смелая надежда. Я схватил мужчину за полы его одёжки:

— Мой батюшка, кузнец Брауниг, жив ли?

Мужчина оторопело округлил на меня глаза и попытаться высвободить рубаху из моих цепких пальцев, но не тут-то было, я вцепился в материю намертво.

— Утром был, — выдавил из себя перепуганный мужчина.

Женщины отошли от нас на шаг в сторону.

О Пречистая Дева! Возможно ли это?

— А матушка? Матушка моя жива ли?

Мужчина попробовал снова вытянуть рубаху, но безуспешно.

— Насчёт матушки не скажу, но ничего худого не слыхал.

О Небеса! Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, благодарим Тебя, Господи, за милость Твою к нам!

— А мои братия и сестра? — Не ослабевая хватку, вопросил я.

Мужичок начал терять терпения и приложив ещё одну потугу, вырвал-таки рубаху.

— Малец, сходи домой, да сам и проверь. Вон твой дом, за белой избой, рядом с кузней.

— Благословит Господь тебя, добрый человек, да прибудет Он с тобой на всём пути твоём! — Воскликнул я, осеняя поспешно затрусившего мужчину крестным знаменем.

А потом я упал на колени и прочёл благодарственную молитву.

«Он что, говорит на латыни?» — Донёсся до меня изумлённый полушёпот какой-то доброй женщины.

Блаженны плачущие, ибо они утешатся.

Знакомая изба с расписными ставнями и сенной крышей. Мой дом. Недалеко кузня отца, откуда доносился звон постукивающего о наковальню молота.

Из избы вышла женщина в белом чепце и тёмно-синем фартуке.

— Матушка! — Бросился я к женщине, обливаясь слезами радости, в которую не мог поверить. — Матушка! Матушка!

Я обхватил её, уткнувшись носом в фартук.

— Донсушка, да что с тобой? — Произнесла женщина, поглаживая меня по голове. — Да у тебя кровь! Идём быстрее в избу, промоем, что б не загноилось. Пойдём, Донсушка. Ну что ты? Не пустишь меня?

Я отрицательно повертел головой и продолжал стоять, обнимая мать. А она послушно замерла, поглаживая по голове своего плачущего ребёнка.

— Донсушка, тебе так больно? — Не поняла мать моих слёз. — Идём же в дом. Отец увидит слёзы, бранится начнёт, ещё и выпорет за то, что поранился.

Но я не отпускал её. Плакала Агнесса, но матушка не спешила к ней, она чувствовала, как сильно сейчас нужна мне.

— Донс нюни распустил! Девчонка! Девчонка! — Разразился хохотом выбежавший