ни одной строчки, ни одного послания, переданного с Милтом и Рупертом всё это долгое время. А вдруг это минутный порыв, и он снова оттолкнёт?
Я попыталась отстранится, но маркиз только сильнее прижал к себе, так что заныли плечи. Но это была добрая боль.
Однако вскоре обида, гордость и неловкость (все, включая его сестру наблюдали эту сцену) снова взяли бразды правления и потребовали как можно быстрее пресечь данное неподобающее поведение.
— Пусти, — проговорила я и снова попыталась оттолкнуть маркиза.
— Никогда, — прошептал Натаниэль Кристан, а потом обратился ко всем присутствующим, не выпуская меня из объятий. — К обеду прибудут ещё гости. Одного из них вы знаете, но личность его раскрывать не буду. Скажу одно: то зло, с которым мы боролись и думали, что победили снова нависло над нами.
Тёмный коридор на верхнем этаже, по которому мы шли освещался единственным факелом, отбрасывающим блики на стены, но не дававшим достаточного освещения, чтобы рассмотреть проход целиком. Маркиз продолжал удерживать меня в объятиях, не оставляя ни малейшего шанса выбраться. А когда здравника, то и дело одаряющего меня лукавыми взглядами, завели в его покои, Натаниэль бесцеремонно затолкал меня в просторную комнату навроде гостиной, куда прошёл и сам, затворив за собой дверь.
— Что ты делаешь! — Запротестовала я, а потом, взяв себя в руки, поправилась. — Что вы себе позволяете, ваше сиятельство!
Натаниэль наконец отстранился.
— Ты больше не любишь меня? — Спросил он.
Такой простой. Я скрестила руки и отошла на два шага назад. Маркиз остался стоять там, где стоял.
— А разве мы не расстались год назад?
Хотелось сказать «ты же сам меня попросил», но я выбрала более деликатное выражение.
— Я не говорил ничего о расставании. Думал ты и сама поймёшь обстоятельства, не придётся объяснять на пальцах.
Теперь он меня назвал глупой. Не ответила. Продолжала молчать, скрестив руки. Молодой маркиз выдержал паузу, ожидая что-нибудь услышать от меня, а поняв, что ответа не последует как бы между прочим поинтересовался:
— А что там за история с Эльгибором?
Ничего себе скорость слухов. Быстро же ему доложили.
— Эльгибор, сделал мне предложение, — ответила я чуть помявшись (ну технически не сделал, но ведь собирался же, даже на колени упал).
— У паршивца отменный вкус и непомерная наглость, — хмыкнул молодой маркиз. — И как он воспринял отказ?
Краем глаза я видела, что Натаниэль буравит меня взглядом. Его тон, полный холодного безразличия меня не обманет. Мой Натаниэль меня ревновал! Как же это было приятно.
— А я ему не отказала, — оправдала я опасения маркиза.
Натаниэль Кристан, который было начал прохаживаться по комнате, резко остановился возле меня и грубо развернул к себе лицом. Отстранённо-праздное выражение сменилось гневно-напряжённым, в серо-голубых глазах сверкнули молнии.
— Тебе в удовольствие мучить меня?
Что? Это я, оказывается, его мучаю?!
— Извините, ваше сиятельство, смею напомнить, что отослать меня — ваше инициатива, — отчеканила я.
— Я проявил благородство, оставив тебя не тронутой до бракосочетания, — заломил бровь маркиз.
Что?! Я чуть было не задохнулась от бушующего во мне негодования.
— Благородство? Виена — страна свободная, я вольна сама выбирать с кем мне быть. Весь год от вас ни слуха, ни духа, а теперь вы предъявляете какие-то права? Нет у вас никаких на меня прав!
В порыве бурлящих чувств я стала активно жестикулировать руками. Натаниэль Кристан примиряющим жестом постарался осадить подвижность моих конечностей. Без толку.
— Подожди-подожди, что значит это твоё «ни слуха, ни духа», а как же Милт и Руперт? Ты же не думала, что они ходили к тебе по собственной воле? Могла спросить их обо мне и передать весточку, если бы хотела.
Ну вот ещё! И друзья оказались не друзьями, а невольными засланниками. Эх, хотелось бы всё же считать, что их расположение — не притворство.
— Могли бы письмо написать, как нормальные люди, а не изводить меня целый год!
— Значит я страдал не один, — улыбнулся Натаниэль.
Как же мне хотелось дать ему затрещину! Словно почувствовав моё намерение, молодой маркиз обхватил оба моих запястья и прошептал, наклонившись к самому уху, так, что сделалось щекотно от струи воздуха:
— Сердце моё, закончим препирательство. Если не погибну, у нас будет вся жизнь, чтобы я вымаливал у тебя прощение. Преимущественно по ночам и в спальне. О, какой милый румянец на твоих нежных щёчках, как же мне этого не хватало.
Нас прервал стук в дверь.
— Гости у ворот, — возвестил какой-то незнакомый мне лакей.
Половину слуг я видела впервые. Например, Жозеп, камер-лакей покойного маркиза, тот самый, который заманил меня в ловушку, пропал. В общем кадровая перестановка после смены власти прошла глобальная. Мы спустились вниз и вышли за ворота. Там уже стоял Грэг Тилли, Эгберт и Селеста.
Когда решётку подняли и внешние ворота открылись я чётко различила силуэты семерых всадников. По мере их приближения стало ясно, что троим из них около сорока лет, а четверо приблизительного одного со мной возраста. Когда же они подъехали настолько близко, что можно было разглядеть лица, у меня отвисла челюсть. Шестерых я видела впервые, но седьмой…
Донсон Брауниг! Я бросилась на шею к другу, которого уже год как считала мёртвым, он сжал меня в крепких объятиях и прошептал в самое ухо:
— На этот раз я не позволю ему забрать тебя.
Смысл фразы я поняла позже.
— Отец, кто это? — Насупился один из молодых мужчин.
— Мой давний друг, — улыбнулся Донсон и я отметила, что в его глазах больше не было той беспросветной печали, которую я привыкла там видеть.
— Давний? — Молодой человек посмотрел на меня с недоверчивым прищуром и пробурчал: — Интересно как матушке придутся по душе такие давние друзья.
— Мой сын Тод, — подтолкнул Донсон вперёд возмущённого молодого человека.
Я ахнула. У Донсона Браунига сын?! Сын! Ещё и Тод.
— А это, позволь тебе представить, — Донсон Брауниг обернулся к остальным мужчинам: — Мой старший брат Вилсон и его сыновья — Бартон и Кастон, мой младший брат Гант с сыном Кроном.
Мужчины учтиво поклонились.
Бестолково моргая, я переводила взгляд с одного лица на другое. Как такое возможно?! Ведь братья Донсона, не братья по вере, а кровные братья, да-да Вилсон и Гант, так их звали, погибли много лет назад. Неужели священник солгал мне?!
— Брауниг, чувствую ты нам задолжал детальное объяснение, — раздался сзади голос маркиза Натаниэля Кристана.
— Да, отец Брауниг, объяснитесь, — поддержал подоспевший вместе с Селестой Эгберт, — Что это значит? Как вы… Вы всё это время водили нас за нос?
— Как бы я посмел, — хитро улыбнулся Донсон Брауниг, — но
