посреднические услуги в деле школьного инспектора.
– Я должна знать… кто его убил, – заплетающимся языком сказала Айлин. – Насчёт оплаты не беспокойся, кажется, у меня ещё осталась пара Обязательств…
Баз поморщился, будто в нос ему ударил неприятный запах.
– Платить за такого Обязательствами? Вы, наверное, шутите. Гнилой был человечек. Ждал случая, чтобы поживиться, да ещё и делиться не захотел. Кто его убил… Я не собираюсь участвовать во всяких сомнительных расследованиях и вам не советую! Извините меня за нервность… Всех взбудоражили новости из Спящей крепости, я не исключение…
Айлин понимающе кивнула, но Баз тут же рассердил её, попросив разрешения взглянуть на Сплющенную.
– А моего заявления, что ведьма убита, недостаточно?
– Кто доверяет прессе? Если я смогу засвидетельствовать факт её смерти, это многим развяжет языки, и я стану ещё полезнее… для вас, госпожа Монца…
– И десяти очевидцев мало?
– Мне не нужны очевидцы, я вам и так верю. Но люди просили…
– Думаешь, мне приятно снова видеть её? Она столько лет водила нас за нос, жила здесь, работала и – творила свои чёрные дела. Да, я её недолюбливала, но дальше этого не шло. И она сестра моей дочери… Это грандиозный позор…
– Она не Монца, вот что главное. А грандиозно то, что вы в конце концов с ней разобрались. Как всегда, важен результат.
Айлин благодарно ухватилась за эти спасительные слова.
– Ты прав… не Монца… результат… Но, Баз, никаких посторонних предметов. Войдёшь к ней чистым.
– Хоть голым.
Они спустились на первый этаж, а там, через кухню, – в ледник. Погремев ключами, Барри впустил их в одну из холодных кладовых и включил свет.
На каменном полу лежала накрытая белой простынёй Сплющенная.
– Какая огромная, – тихо сказал Баз.
– Перед этим она обернулась медведем.
Баз бросил на Айлин дикий взгляд.
– Так это правда? Одно дело слышать…
– Позвольте, госпожа, я помогу, – предложил Барри. Они посторонились, он прошёл, с кряхтеньем наклонился и наполовину стянул с тела простыню. – Вот лицо.
– Я вижу, – сказала Айлин.
– У, вражина… – Старик погрозил Сплющенной сухим кулачком. – Лежи теперь здесь!
Бледный как смерть Баз склонился, чтобы взглянуть на плоское ведьмино лицо, и отшатнулся – на него в упор смотрел налитый кровью глаз.
– До чего страшна… Простите… мне нехорошо… – Ссутулившись, он выскочил в коридор.
Вскоре после ухода База в кабинет заглянул Лунг и сообщил Айлин потрясающую новость.
…Всё вокруг выглядело ещё более запущенным – цветочные клумбы заросли травой, на широких каменных ступенях крыльца лежал мусор. Тот же пожилой охранник с печальным лицом, которого Айлин видела в свой последний приезд, встретил их и провёл в дом. Мозаичного пола в холле и зеркал давно не касались заботливые руки горничной, а в воздухе витало… нестерпимое зловоние. Айлин закашлялась, достала из парчовой сумочки платок и приложила к лицу.
Охранник молча показал рукой на лестницу – Айлин с Лунгом поднялись, задыхаясь от смрада, и вошли в парадную залу, где чета Бастетов раньше устраивала роскошные приёмы в честь дня рождения Нежной Миу, а также дочери и внуков. Они остановились у порога, потрясённые развернувшейся перед ними картиной. Кто-то учинил здесь страшный погром и превратил прекрасную залу в отхожее место. Стены и портьеры были измазаны, мебель из драгоценных пород дерева сломана, осколки разбитых зеркал лежали неубранные вдоль стен, как и лоскуты безжалостно изрезанных бесценных картин. Всюду валялись дохлые мыши, птицы. Великолепный паркет, которым Бастеты так гордились, был загажен и испорчен – по нему словно били кувалдой.
Айлин боролась с тошнотой и не могла сделать ни шагу. Лунг тронул её за локоть, побуждая подойти к широкому дивану в центре залы, такому грязному, что нельзя было различить цвет обивки. На нём, взявшись за руки, в горестном оцепенении сидели постаревшие, несчастные Танита и Марид Бастет. Голова Таниты была плотно повязана простым платком.
– Дорогая… – приблизившись, выдавила из себя Айлин.
Танита подняла на неё безжизненный взгляд.
– Она заставляла меня участвовать в этих погромах, иначе грозилась убить Нилли… по ночам устраивала здесь оргии и принуждала нас смотреть… Ты ведь покончила с ней, Айлин? Нам только что сказали про твоё заявление…
– Да, она мертва. Сантэ её сплющила.
– Добрая весть, – сказал Марид.
– Не понимаю, зачем ей, если она бывала у вас, понадобилось продавать бовы через посредника?
– Это был один из способов поиздеваться над нами. Говорила, что, может, убила Нилли, а может, нет… Чтобы узнать, мы ждали определённого дня, пока не созреет ведьмин корень… Твердила, что ей нужно поощрять своих друзей. И друзья с радостью продавали нам бовы… за огромные деньги…
– Почему ты в этом странном платке?
– Она заставила Марида обрить меня.
Айлин покачнулась, Лунг поддержал её.
– Дорогие мои… Я здесь, чтобы сообщить вам счастливую новость… Так получилось, что у Фанни обострился слух, и после смерти ведьмы она услышала голос Нилли. Его нашли, он живой, с ним ещё несколько ребятишек. Она держала их совсем рядом с нами, в подвале, в заколоченной части Спящей крепости… Сейчас они в больнице. Мы вас отвезём.
…В этот же день госпожа Киши-Китока Югай нанесла свой второй визит в Спящую крепость. Первый случился после её приезда в Дубъюк тридцать лет назад.
Микаэль Югай привёз себе жену из дальних странствий, с берегов священной реки Омо, почитаемой народом кой. Традиции её народа, когда-то создавшего могущественную империю и владевшего половиной континента, а ныне рассеянного по свету, тоскующего о былом величии под запах благовоний перед статуями оставивших их богов, наложили глубокий отпечаток на личность пятнадцатилетней принцессы: Киши-Китока была сдержанной и преданной мужу, но никогда не поступалась личными убеждениями.
Чем-то они были очень похожи. Грубоватый и нетерпимый Микаэль Югай не мог надышаться на свою миниатюрную, белокожую и темноволосую красавицу-жену, которая умела повелевать слугами не глядя. Киши-Китоку, как казалось Айлин, пленили в Микаэле его высокомерие, изначально присущее власти, и отношение к деньгам, взращённое в Югаях тысячелетиями жизни в роскоши. Югаи тратили деньги не бездумно, но легко, ибо запасы их были бездонны. Несвобода, запечатавшая Киши-Китоку в городке на краю света, воспринималась ею как справедливая плата – ведь нельзя же иметь всё. Её тоска не выливалась в бунт, спасалась принцесса любовью к мужу и к новой обретённой семье.
В свой первый визит она прибыла в парадный зал Спящей крепости в крытых носилках, которые несли четверо слуг, и не сошла с них. Через тридцать лет она уже ходила ногами по чужой земле, но волосы по-прежнему не должны были её касаться – две служанки несли
