1.
Долгая осенняя ночь еще не отступила за край земли, и замок спал, погруженный в крепкий предутренний сон. Король проснулся внезапно, будто от толчка в сердце, и сразу сел на своем просторном жестком ложе. Через широкое окно в темную комнату заглядывали звезды, тающие в синем небе, как снег на ладони. Очарованный прохладным безмолвием уходящей ночи, король, не зажигая огня, быстро оделся и привычной дорогой, которую он нашел бы и с закрытыми глазами, спустился во внутренний двор замка.
Он любовался светлеющим небом, по которому вольный ветер гонял редкие тучи, и непонятная, пронзительная радость заставляла его беспрерывно улыбаться звездам и белому лику луны.
…Король прошелся по мощенному камнем двору, остановился в самом его центре и провел рукой по гладкому кедровому столбу, врытому в землю. Что-то показалось ему странным. Светлое дерево сияло в темноте влажным золотым блеском, и король удивленно хмыкнул: старый столб заменили новым, а он даже не заметил, когда это слуги успели так потрудиться. Тихое постукивание заставило короля поднять голову. На самом верху столба, среди серой предутренней мглы, качались осиротевшие, пустые клетки для охотничьих птиц.
Король не поверил своим глазам. Птицы были его гордостью, его счастьем, и, зная об этой страсти хозяина замка, гости везли ему в подарок самых лучших ловчих птиц, обученных охоте на уток, зайцев и лис. Их было у него не меньше четырех десятков, а теперь они исчезли, все: злобные белые кречеты, рыжие и пестрые соколы с пушистыми лапками, необычно маленькие ястребки, легко поднимающие в когтях удирающего зайца; исчез даже его любимый черный сокол, за которого король заплатил невероятные деньги, — грозный, жестокий, ни разу не вернувшийся на кожаную рукавицу короля без добычи…
Все это кровожадное когтистое, пернатое воинство было выпущено на свободу чьей-то предательской рукой, и теперь только ветер хлопал открытыми дверцами пустых клеток. Король едва сдержался, чтобы не закричать от ярости и поднять на ноги весь замок. Он мрачно оглядел посветлевшее небо, словно надеялся отыскать среди гаснущих звезд темные, стремительно рассекающие воздух тени, и отправился побродить по саду.
Расстроенный потерей птиц, он не сразу обратил внимание на произошедшую с садом перемену. Но когда непривычно низкие ветви молодого дуба больно хлестнули его по лицу, он очнулся и удивленно воззрился на невысокие гибкие вязы и буки, на бодро тянущиеся к небу дубки, на тоненькие вербы, колышущиеся на ветру на месте прежних, старых… Вид этого молодого, пышно разрастающегося сада, словно в одночасье обновленного невидимым садовником, потряс его до глубины души.
Озираясь и задумчиво потирая пальцами виски, король неуверенно пошел по усыпанным желтыми листьями дорожкам.
… Прогнившие бревна старого колодца кто-то заменил новыми, а сам он до краев был полон воды, чистой и свежей. Король долго, без всяких мыслей, смотрел в зыбкое темное зеркало, где смутно отражалось начинающее розоветь небо, потом медленно, словно чего-то опасаясь, обернулся, чтобы взглянуть на замок.
Его темную громаду заря затянула нежнейшим пурпурным шелком, бледнеющим и тающим на глазах. Первые же лучи солнца сорвали этот призрачный покров, и у короля перехватило горло. Словно только что выстроенный или отмытый от многовековой пыли и плесени, неизбежной на холодных влажных камнях, замок торжественно сиял жемчужно-серыми боками своих непробиваемых стен, и его крепкие, стройные башни, еще не потерявшие ни одного каменного зубца, пронзали высокое небо.
Силы небесные, в смятении думал король, кто это навел здесь такой порядок?… Он стремительным шагом пересек сад и вернулся во внутренний двор. Только теперь он заметил, что вокруг царит непонятная тишина — на вышках нет часовых, собаки, радостно скуля, не ластятся к нему по своей привычке, не всхрапывают рано просыпающиеся кони. Король распахнул двери конюшни. Новые двери… новые потолочные балки… новые загоны и стойла для лошадей… Он закричал, и его крик гулко пронесся по длинному, остро пахнущему свежим деревом строению. Пусто…
Сердце у короля готово было выпрыгнуть из груди. Он бросился в замок, но неожиданно пришедшая ему в голову мысль заставила его остановиться. Конечно, это единственное объяснение: он спит, и ему снится странный, яркий, как явь, сон. Король с облегчением вздохнул и протер глаза.
Сон не кончался. Солнце уже вставало над долиной, и где-то на реке глухо стучали колесами мельницы, но замок и не думал пробуждаться и встречать новый день.
Король побежал по ступеням лестницы вверх, на второй этаж башни, где находились комнаты прислуги. Ему нужно кого-нибудь найти и получить разъяснения, иначе — король содрогнулся — он просто сходит с ума…
Цепляясь мечом о громоздкие сундуки и путаясь ногами в плетеных ковриках, он распахивал каждую встречающуюся на его пути дверь, заглядывал в темные углы, с надеждой бросался к постелям, но нигде никого не находил. Таинственный полумрак пустынных покоев отвечал ему пугающим молчанием и эхом его мечущихся шагов. Длинный плащ мешал стремительному бегу, король на ходу сорвал его, швырнул на пол и взлетел по ступенькам на третий этаж.
Лучи встающего солнца ярко озаряли нарядные и светлые, пропахшие загадочными ароматами покои королевы. Убедившись, что и здесь нет ни одной живой души, король присел на подоконник глубокой оконной ниши и, как потерянный, оглядел заснеженные пики далеких горных хребтов, начинающие желтеть пастбища, реку, блистающую на солнце, и черную бархатную кайму леса за ней.
Он прищурился — за рекой не было деревень…
Больше не в силах терпеть эту муку, он в отчаянии закричал:
— Таотис!
И вновь бросился на поиски. В глаза ему назойливо лезла пугающая обновленность будто только что сработанных вещей. Все в замке сияло и искрилось, радужно переливалось и сверкало: новая позолота взамен запыленной и потускневшей, мебель, еще источающая сладковатый аромат драгоценной древесины, не потерявшие яркости ковры и занавеси, знакомые с детства безделушки, оружие на стенах, посуда на полках и в шкафах. И на всем этом великолепии — ни единого изъяна, нанесенного временем или неосторожной рукой…
Король сорвал со стены маленькое изображение своей матери в круглой серебряной оправе и со смешанным чувством удивления и страха рассмотрел его. Задорное лицо темноволосой красавицы было выписано яркими, чистыми красками, будто и не лежал этот портрет в кармане куртки короля, когда он еще ребенком однажды упал в пруд…
Не чуя под собой ног, король несся по лестницам, залам, комнатам и вдруг остановился. Что же это он бегает, как юнец? Разве это возможно? Ему семьдесят два года, он стар и немощен, и недавно у него отнялась правая рука…
Король поднял руку, поднес ее к глазам, сжал и разжал пальцы, потом, холодея от непонятного предчувствия, шагнул к большому, от пола до потолка, зеркалу.
