упирается мне в бедро.
Я прерываю поцелуй, смеясь.
— Мы занимались сексом всего два часа назад.
— Я собираюсь связать тебя и заставить кончить мне на лицо. Ты жалуешься?
— Твое лицо? Ты же знаешь, что у меня внутри тампон.
— Он не помешает моему языку.
Взволнованная потребностью в его голосе, я говорю:
— Это очень грязно, сэр. И очень сексуально.
— Мне нравится твой вкус. Маленькая ватная пробка не помешает мне прижаться к тебе ртом.
Мы останавливаемся на краю кровати. Деклан снимает куртку, которая на мне надета, и отбрасывает в сторону. Моя рубашка следует за ней. Он снимает с меня остальную одежду и усаживает в сидячее положение на чудесном белом шелковом одеяле.
В отличие от его холостяцкой берлоги, дом полностью выдержан в оттенках белого и искристого шампанского с оттенками морской волны и румян в оформлении и принадлежностях. Все светильники и отделка выполнены из тонкого полированного золота. Это очень пляжный дом, к тому же очень женственный.
Возможно, Марте Стюарт срочно понадобилась дополнительная дюжина миллионов или два.
Деклан крепко берет меня за подбородок. Глядя на него снизу-вверх с бешено бьющимся сердцем, я облизываю губы, соски напрягаются. Жар пульсирует у меня между ног.
Деклан не произносит ни слова, расстегивая ремень свободной рукой, продевая его в шлевки, пока не оказывается там, где стоит, а ремень болтается у него на боку.
— Скажи это еще раз.
Его голос изменился. Я узнаю его доминирующий тон. Знаю, чего он хочет.
— Сэр.
— Попроси меня отшлепать тебя.
— Пожалуйста, отшлепайте меня, сэр.
— У тебя саднит из-за того, что я поранил тебе руку?
— Да, сэр. Это не имеет значения. Я хочу большего.
— И ты получишь еще больше, детка. Ты получишь столько, сколько сможешь вынести.
Его глаза такие нуждающиеся и темные, такие пугающе красивые. Пульс переходит от скачущего к болезненно учащенному. Деклан наклоняется и страстно целует меня, его пальцы запутываются в моих волосах.
Затем он опрокидывает меня на спину, положив большую руку мне на грудь, становится коленями на пол между моих ног и раздвигает меня большими пальцами.
Его кожаный ремень лежит на моем обнаженном бедре и животе — прекраснейшее из предупреждений.
Деклан прижимается ртом к клитору и нежно посасывает. Его рот горячий, влажный и чудесный.
Когда издаю стон, он отстраняется и хлопает меня по внутренней стороне бедра. Удовольствие пробегает рябью по киске. Клитор пульсирует.
Закрыв глаза, я шепчу:
— Пожалуйста, сэр. Пожалуйста.
— Ты хочешь еще?
— Больше всего на свете. Больше тебя.
— Мне нужно, чтобы ты вела себя хорошо, детка. Мне нужно, чтобы ты вела себя тихо.
— Я так и поступлю. Обещаю.
Деклан снова хлопает меня по бедру, заставляя дернуться. Я говорю, затаив дыхание:
— Обещаю, сэр.
Он проводит рукой по красному пятну на моей коже. Рисунок его дыхания изменился. Оно такое же рваное, как и мое.
— Я не думаю, что ты это сделаешь, ангел. Я думаю, тебе нужно слегка помочь.
Я слышу шорох ткани, и довольно скоро руки Деклана оказываются у моего лица. Он обматывает галстук вокруг моей челюсти и завязывает его, затыкая рот.
Я хнычу, извиваясь на кровати. Он наклоняется к моему уху.
— Тише. Ты — моя. Я позабочусь о тебе. Готова?
Я снова всхлипываю, и он целует меня в щеку.
— Помни, тебе поклоняются. Все это служит тебе, потому что знаю, что тебе нужно.
Деклан выпрямляется, переворачивает меня на живот и хлещет по голой заднице ремнем.
Это один удар, и он шокирует. Вспышка боли раскаляет добела. Я ошарашенно выпучиваю глаза, выгибая спину дугой. Я выкрикиваю в его адрес приглушенное проклятие сквозь галстук.
Деклан толкает меня вниз, упираясь рукой в середину спины.
— Если ты хочешь, чтобы я остановился, кивни.
Я застываю на месте, сердце бешено колотится. Жар разливается пульсирующей полосой по коже в том месте, куда ударил ремень. В сознании царит полнейший хаос. Взрыв на фабрике фейерверков. Я не могу ни мыслить здраво, ни отдышаться.
Все, что знаю, что не хочу, чтобы он останавливался. Я хочу, чтобы он сделал это снова. И снова.
И снова.
Дрожа всем телом, я качаю головой. Деклан выдыхает.
— Я повторю еще несколько раз, потом остановлюсь и спрошу тебя. Не кончай. Готова?
Я зарываюсь руками в одеяло и киваю.
Удары следуют быстро и сильно. Звук, который ремень издает в тихой комнате, так же шокирует, как и само ощущение. Когда все заканчивается, задница горит, я учащенно дышу и дрожу как сумасшедшая, а также очень близка к оргазму.
Деклан переворачивает меня на спину и просовывает лицо мне между ног, посасывая клитор, как будто там спрятана кислородная маска.
Разум отключается.
Я зарываюсь руками в его волосы и выгибаю бедра, прижимаясь к его рту, не заботясь о том, что задушу его, не заботясь ни о чем, кроме как о том, чтобы избавиться от жжения и облегчить мучительную боль.
Мне так сильно нужно кончить, что я почти рыдаю.
Деклан отстраняется, тяжело дыша.
— Такая плохая девочка, — говорит он, похоже, взволнованный моей реакцией. — Ты заслуживаешь еще одной порки.
Открыв глаза, я смотрю на него снизу-вверх. Я просовываю руку между ног и поглаживаю дрожащими пальцами свой влажный, набухший клитор.
Он отталкивает мою руку, снова переворачивает меня на живот, затем наносит мне еще пять сильных ударов ремнем.
Это почти невыносимо, как из-за того, насколько это больно, так и из-за того, как сильно это заставляет киску пульсировать и покалывать. Это восхитительно и грязно, и знаю, что у меня будет столько синяков, что, возможно, не смогу сидеть несколько дней, но, черт возьми, как же мне это нравится.
Я ничего не могу с собой поделать. Я начинаю отчаянно тереться о кровать.
— Нет, детка, — говорит Деклан, мрачно посмеиваясь. — Такая милая. Такая нуждающаяся. Но не сейчас.
Он проводит рукой по пылающей заднице, поглаживая изгибы и напевая. Затем снова переворачивает меня на спину и садится на меня верхом, обхватывая запястья руками.
Деклан обматывает ремень вокруг моих запястий, заправляет концы под него и закрепляет мои руки над головой. Наклонившись к моему лицу, он пристально смотрит мне в глаза. Его самого лихорадит.
— Я буду лизать киску до тех пор, пока ты не заплачешь, умоляя довести до оргазма. Но я не позволю. Ты не сможешь, пока не скажу, что можешь. Поняла?
Я знаю, что эта задержка — часть этого, часть того, как он сделает ощущения для меня намного более интенсивными. Чем дольше я смогу сдерживаться, тем лучше в конечном счете будет кульминация.
Я бы
