снова широко улыбается.
— Мы в отпуске. Давай отдыхать?
— Мы отдыхаем.
В течение ужина я стараюсь перевести разговор в другое русло. Не хочу вспоминать старые обиды и ошибки. Я задаю Ане вопросы по работе, у нее вновь загораются глаза, и она пускается в объяснение своих идей. Затем она просит официанта принести ей еще бокал вина, и грустные мысли задвигаются куда подальше.
По дороге в отель я держу Аню за руку и понятия не имею, что произойдет, когда мы переступим порог номера. Но как только за нами закрывается дверь, жена сбрасывает с себя босоножки и обнимает меня за шею. Я кладу ей руки на талию и смотрю ровно в глаза. Сейчас я не проявляю инициативу, а жду ее от нее.
Аня делает ко мне шаг и прижимается всем телом, укладывая голову на моей груди. Я обнимаю ее и глажу по спине.
— Знаешь, — тихо начинает. — Я часто вспоминаю тот период, когда мы только начали встречаться. Мы так сильно любили друг друга. Как мы докатились до того, что у нас есть сейчас?
— Мы где-то свернули не туда…
Она отрывает голову от моей груди и смотрит мне в лицо.
— Почему ты не подал тогда на развод? — спрашивает севшим голосом. В глазах снова слезы.
Я молча смотрю на нее, не находясь, что сказать. У меня действительно нет ответа.
— А почему ты мне изменяла? Чего ты добивалась этим? — два этих вопроса мучают меня 10 лет.
Аня сверлит глазами точку на стене поверх моего плеча. Одинокая слезинка уже сорвалась с ресницы на правом глазу.
— Наказывала себя. — Прерывает затянувшееся молчание. — Хотела окончательно себя добить. Хотела, чтобы ты бросил меня, потому что я этого заслуживала. Знаешь, как змеи. Когда они не могут жалить кого-то, то жалят себя. Вот и я себя жалила этими изменами. Я ведь тогда отказалась от психолога и пошла к психотерапевту. Врач диагностировал мне затяжную депрессию и нервное истощение, сказал, что мне нужно лечь в больницу, где такое лечат. Я отказалась. Продолжила наказывать себя дальше.
Аня отрывает взгляд от стены и снова смотрит мне в лицо.
— И я все ждала, когда же ты уйдешь от меня, а ты все не уходил и не уходил. А потом сам начал мне изменять. И это было убийственно больно.
Я кладу ладонь ей на затылок и прижимаю голову к своей груди. Мне не нравится этот разговор. Я первый раз слышу, что она ходила к психотерапевту и ей предлагали лечь в больницу. 10 лет назад все было настолько ужасно, что я до сих пор вздрагиваю, когда вспоминаю.
— В ресторане ты сама сказала, что мы на отдыхе. Так давай отдыхать? Зачем ворошить прошлое? Пусть оно в прошлом и останется. Там ему самое место.
Я чувствую ее горячие слезы сквозь рубашку.
— Не плачь, — тихо прошу.
— Ты лучше меня, — неожиданно говорит.
— Не правда. Я тоже во многом виноват. Но давай не будем сейчас об этом?
Аня кивает головой.
— Поцелуй меня, — просит через несколько секунд.
Я поднимаю ее лицо на себя и касаюсь губ. Сначала осторожно, затем усиливаю поцелуй. Аня перехватывает инициативу, а затем вовсе ведет меня в комнату и валит на кровать.
Глава 40. Он лучше меня
POV Анна
10 лет назад
Мой отец всегда говорил, что психи делятся на два типа.
Первые — убивают человека, расчленяют его и по-тихому избавляются от останков. После этого они сливаются с серой массой и стараются максимально не выделяться из толпы. Они навсегда хоронят в себе тайну о совершенном убийстве, но при этом каждый день живут в страхе, что она будет раскрыта.
Вторые — убив человека, окончательно слетают с катушек и продолжают убивать дальше и дальше. В какой-то момент это может набрать промышленные масштабы. Именно такие люди и становятся серийными убийцами.
Я — второй тип.
Изменив Юре один раз, я не смогла остановиться. Катализатором карусели из моих измен послужила встреча в больнице с пресловутой Мариной, когда я пришла навестить Юру после аварии. То, как она со мной держалась, то, как она на меня смотрела — все говорило о том, что у нее все-таки было что-то с моим мужем. И хоть я всегда умом понимала, что Юра мне с ней не изменяет, в тот раз я засомневалась.
— Что вы тут делаете? — строго спрашиваю ее, встретив у Юриной палаты. Она из нее выходит, а я захожу.
— Пришла навестить Юру, — и невинно хлопает глазами.
— На каком основании вы постоянно крутитесь возле моего мужа? — цежу сквозь зубы, уже не сдерживая эмоций. — Вас не смущает, что он женат?
Марина разводит губы в хищном оскале.
— А с чего вы взяли, что это я кручусь возле вашего мужа, а не наоборот? — она скрещивает руки на груди. — И вообще, вам не кажется, что если бы вы были хорошей женой, то Юра сам бы не допустил моего появления? Дам вам совет: поищите проблемы в себе.
Я так и застываю на одной точке, а она, пользуясь моим замешательством, быстро удаляется, цокая каблуками.
Все-таки у него с ней что-то было…
Опускаю веки и глубоко дышу.
Ну еще бы. Она ведь праздник, а я будни.
Да какая к черту разница? Пускай подает на развод, если хочет. Пускай валит к ней. Мне все равно.
Я всегда нравилась мужчинам, но никогда этим не пользовалась. В школе мальчики дарили мне шоколадки и носили мой портфель, но из-за строгого отца я боялась ходить с ними на свидания. В институте ко мне тоже регулярно кто-то подкатывал, но опять же из-за отца я не начинала ни с кем отношений.
А потом появился Юра. Я влюбилась и пошла наперекор семье. С годами я поняла, что во многом строгость родителей была напускной и для вида. Я легко могла бы встречаться с мальчиками и в школе, и в институте, и ничего бы мне родители не сделали. Они бы не ударили меня, не выгнали бы из дома и не перестали бы меня кормить и одевать.
Но я никогда не жалела о том, что ни с кем не встречалась до Юры. Я всегда была рада тому, что он мой первый и единственный мужчина.
Но встреча с Мариной — как спусковой крючок.
В моей груди разрастается огромная черная дыра и чтобы ее хоть как-то заткнуть я каждый вечер хожу в бар и с кем-нибудь знакомлюсь. Иногда это
