Эти дворцовые сады представляли собой важное социальное и праздничное пространство для двора. Сады являлись удобной площадкой для куртуазного общения, например для учтивых бесед во время прогулок, которые к концу XVII в. все больше входили в Европе в обиход социального взаимодействия. Однако, создавая место для подобных занятий, надо было принимать во внимание местоположение этих садов. Некоторые из перечисленных примеров размещались в королевских имениях на некотором расстоянии от столиц – Версаль недалеко от Парижа, Дроттнигхольм близ Стокгольма, да и в других местах были такие примеры, как Хэмптон Корт под Лондоном. Летний сад находился почти в центре Петербурга, поэтому по характеру использования он сравним с парками, помещавшимися в центре других европейских городов и принадлежавшими или королю, или ведущим знатным фамилиям, как, например дрезденские Пале Гартен и Гроссергартен, как сады Тюильри и Пале-Рояля в Париже или городские зеленые зоны Гайд-парка и Сент-Джеймс-парка в Лондоне716. С точки зрения процессов, происходивших в Петербурге, было показательно, что в XVIII в. доступ в Летний сад разрешался либо в особых случаях, либо на регулярной основе, и в результате он сформировался как важное городское социальное пространство717.
Как отмечалось в первой главе этой книги, Летний сад представлял собой значительной элемент городского ландшафта. Впрочем, в первые десятилетия своего существования он в основном предназначался для членов царской семьи и ее свиты. Другие лица или группы лиц посещали его по особому разрешению, особенно если в саду проводились праздники. Так, в конце июня 1721 г. Карл-Фридрих, герцог Голштинский, был на празднике в Летнем саду после парада двух гвардейских полков перед Петром на Царицыном Лугу. Берхгольц рассказывает о прогулке по аллеям сада, о любезных беседах с дамами у фонтанов. Он заметил, что другие гости, включая членов царской семьи, русскую знать и иностранных вельмож, проводили время подобным же образом, когда были застигнуты проливным дождем, который заставил всех забиться в одну из галерей сада718. В конце мая 1725 г. в Летнем саду праздновали свадьбу царевны Анны Петровны и герцога Голштинского. Во время этого праздника участники свадьбы, а также другие знатные гости – русские и иностранцы – находились в Первом Летнем саду, а остальные части сада были отведены для представителей других слоев общества719. Берхгольц, присутствовавший на свадьбе, не приводит никаких дополнительных подробностей и не упоминает о гостях из иных социальных групп720.
Летний сад продолжал играть роль и в придворной жизни времен Анны Ивановны. Несмотря на то что в целом он гораздо реже упоминается в камер-фурьерских журналах, чем при Петре или Елизавете, ограниченный круг источников аннинского времени не следует считать показателем того, что Летний сад вышел из употребления или к нему упал интерес. Императрица продолжала жить в Летнем дворце как в главной резиденции с начала мая до конца октября каждого года, и поэтому в Летнем саду отмечали несколько крупных праздников, приходившихся на эти месяцы. Например в конце июня 1734 г. в Первом Летнем саду состоялся пир под навесом близ здания Грота в честь взятия Данцига в Войне за польское наследство, описанный миссис Джейн Вигор, тогда – леди Рондо, женой английского резидента Клавдия Рондо721. Подобный же пир был устроен в честь взятия османской крепости Очаков в конце августа 1737 г.722 Одновременно сад продолжали использовать как место проведения регулярных мероприятий придворного календаря, например банкета, накрытого перед Гротом, для императрицы и ряда знатных гостей после придворного маскарада, проходившего в Летнем дворце в июле 1739 г.723
Такая модель использования Летнего сада сохранялась и при Елизавете, хотя в целом двор стал теперь проводить летом больше времени в царских владениях Петергофа, Царского Села и Ораниенбаума, а Летний сад уже не столь регулярно служил местом придворных праздников. Возможно, для того чтобы использовать сад по назначению, Елизавета издала ряд указов, разрешивших доступ в Летний сад представителям нескольких социальных групп петербуржцев. Эти законодательные документы дают еще один пример расширенного доступа населения в пространства социальной жизни двора, ранее доступные лишь узкому кругу элиты. Как и доступ в театр и на другие увеселения в царских дворцах, посещение садов зависело от целого ряда строгих критериев, отсекавших неподходящих или нежелательных посетителей от этого привилегированного пространства.
В мае 1750 г. в камер-фурьерском журнале записали, что в церемониальную часть Коллегии иностранных дел было направлено письменное извещение, гласившее, что имперского посла следует пускать на прогулки в сады императрицы (конкретный сад не назван), и прибавлено, что такое разрешение давалось и прежним послам724. Но запись в караульных журналах в июле того же года проливает любопытный свет на вопрос о доступе в Летний сад. Указ из Кабинета Е.и.в. майору лейб-гвардии Гурьеву гласил, что, как доложили императрице, иностранных посланников и членов генералитета не пускают в императорские сады. Поэтому императрица указала, что всякого иностранного посла, члена генералитета и других знатных персон, пожелавших гулять в Летнем саду, должно туда допускать, а простолюдинов («подлых людей») не пускать ни в коем случае725. Оба указа наводят на мысль о том, что определенные привилегированные группы раньше пускали гулять в Летний сад, но потом перестали – либо потому, что не было желающих, либо по недоразумению. Сопоставление дат этих двух записей и того факта, что вопрос об имперском после решался в письменном виде, говорит о том, что произошла какая-то ошибка, но, когда она обнаружилась, ее исправили. В свете дальнейших указов по поводу Летнего сада кажется существенным, что второе распоряжение вышло тогда, когда Елизавета с двором пребывала в Петергофе, а значит, не пользовалась постоянно Летним садом.
