В камер-фурьерской журнальной записи о маскараде 18 января выделены две основные группы предполагаемых гостей: знатные персоны, в том числе иностранные посланники при русском дворе, и дворянство с семьями. Вход разрешался по билетам, которые надо было заказывать в Дворцовой канцелярии. Это условие имело две цели: оно позволяло двору точно узнать число будущих гостей из организационных соображений, а также составить их список, подобный спискам гостей на придворных маскарадах. Последнее особенно важно, так как в указе подчеркивалось, что те, кто заказал билеты, но затем ими не воспользовался, будут оштрафованы, согласно списку с отмеченными именами702. Запись в камер-фурьерском журнале подтверждает этот пункт, так как гласит, что, хотя Дворцовая канцелярия выдала 867 билетов, на маскарад явилось только 637 человек703. Требования к нарядам на этом маскараде включали в себя «приличные» или «пристойные» маски, а являться в костюме паломника, арлекина или в «непристойных» сельских нарядах запрещалось особо. Запрещались также дешевые или мишурные побрякушки, стеклянные украшения, а тех кавалеров, кто явится с оружием (вероятно, со шпагой), ожидал штраф. Указ кончается инструкцией камер-фурьеру Нестерову внести поправки в список тех, кого следует допускать, и передать его гоф-фурьерам, стоявшим у входа и проверявшим по списку гостей и их костюмы. Эти поправки были основаны на указе, данном Нестерову императрицей 31 декабря и, вероятно, относившемся к маскараду 2 января704.
Следующий указ о публичном маскараде, назначенном на 8 февраля, содержит много таких же деталей, что и указ от 15 января, но отличается от него несколькими важными чертами. В список тех, кому разрешалось присутствовать, наряду с русскими и иностранными дворянами и их семьями, включались все классы «знатных». В этом контексте термин «знатные», по-видимому, относится к высшим чинам генералитета, упомянутым в указе о придворном маскараде 9 января и зафиксированным в описании этого события в камер-фурьерском журнале за 1751 г.705 Уточнялось, что наказание для недворян, пытающихся проникнуть на маскарад, налагается в форме штрафа. Наконец, появляется практическое объяснение необходимости заранее знать число гостей: после маскарада, в час ночи, подадут ужин. Если в предыдущем указе речь шла в основном о напитках и конфектах, то на этот раз надлежало подать мясное кушанье706. Различие, которое следовало проводить между двумя группами участников публичного маскарада, становится яснее из другого указа, изданного позднее в том же году по случаю празднования годовщины коронации Елизаветы. Маскарад должен был состояться в галерее и парадных залах Зимнего дворца, после чего намечался ужин. При этом знатные гости должны были ужинать в зале, а остальные гости – в недавно построенных помещениях, расположенных напротив залы707. Таким образом, между двумя группами гостей было проведено вещественное и наглядное различие, хотя все они происходили из дворян.
Эта форма публичных маскарадов оказалась при дворе Елизаветы весьма долговечной. Наряду с их более элитарным придворным эквивалентом они являлись постоянной частью календаря светских событий елизаветинской эпохи до тех пор, пока в конце 1750-х гг. здоровье императрицы не ухудшилось; с тех пор она предпочитала не столь подвижные виды развлечений. Как театр и музыка, увлечение маскарадами овладело также членами придворной элиты, такими как И.И. Шувалов и П.Б. Шереметев, которые в этот период устраивали у себя такие увеселения для императрицы и ее семьи708. Они продолжились и в царствования преемников Елизаветы. Несмотря на негативное мнение Екатерины о публичных маскарадах времен Елизаветы, она с восторгом участвовала в других маскированных увеселениях при дворе и оплатила зрелищный трехдневный маскарад «Торжествующая Минерва» на улицах Москвы в дни своей коронации в 1763 г.709 Примеры изучаемого периода ясно показывают, что русский двор усвоил маскарады разных видов как часть самопрезентации. В Петербурге проводились большие официальные маскарады в составе придворных празднований, сродни тем, что проходили тогда при европейских дворах. В 1750-е гг. они стали постоянным элементом светской жизни двора. История рассматриваемого периода дает еще один пример того, как развлечение, изначально ограниченное кругом придворной элиты, впоследствии распространилось и охватило широкие слои дворянства и других именитых представителей населения Петербурга. Доступ на маскарады все еще был ограничен, как явствует из инструкций, изданных Дворцовой канцелярией по поводу внешнего вида гостей. Появление маскарадов для платной публики, как и введение открытых театральных и музыкальных представлений, было важным, ибо воспроизводило подобные коммерческие начинания в других европейских странах, хотя в данный период они пользовались в России меньшим успехом.
ЛЕТНИЙ САД 710
В конце XVII и начале XVIII в. королевские дворы всей Европы создавали и содержали обширные сады и парки в составе дворцовых владений. Создание парков с их характерными атрибутами – сооружениями парковой архитектуры, системами фонтанов и т.п. – требовало существенных материальных вложений, а потому являлось красноречивым символом богатства и статуса правителя. Эти парки имели также символическую важность для двора, так как олицетворяли первозданную природу, преобразованную на регулярный лад, что отражало власть правителя над его земными владениями711. Искусно разбитые сады Версаля служили блестящим выражением идеала регулярности, и их устройство вдохновляло как подражателей, так и соперников по всей Европе на протяжении рассматриваемого периода712. Так, Август II, польский король и курфюрст Саксонский, побывал в Версале в 1687 г. и до конца свого царствования, под влиянием увиденного, занимался устройством королевских садов Дрездена. С тех пор сады дворцового комплекса Цвингер и Гроссергартен служили сценой пышных придворных празднеств713. Шведский архитектор Никодемус Тессин в 1680-е гг., прежде чем приступить к перепланировке дворцовых садов в Стокгольме и в королевском владении Дроттнингхольм, тоже посетил создателя садов Версаля, Андре Ле Нотра714. По тому же пути шли и представители всех ведущих дворов Европы. Сады Бельведера, дворца принца Евгения Савойского, создавал один из учеников Ле Нотра, Доминик Жирар, и он же трудился над садами баварского двора в Нимфенбурге715. Сады Бельведера были, по меньшей мере, столь же великолепны, как сады Шенбрунна, летней резиденции Габсбургов, которые Иоганн Бернхард Фишер фон Эрлах расширил в начале 1720-х гг.
