кажется, раньше общались по имени?
— Да, действительно… Что-то случилось, Рейчел?
— Увы, да. Иначе я бы здесь не оказалась.
Глаза компаньонки заблестели от слёз. Похоже, она была на грани истерики.
— Перестаньте говорить загадками! — прикрикнул Сергей. — Что там у вас, — пожар, наводнение? Садитесь и рассказывайте.
С жалобным видом Рейчел буквально рухнула на диван. Расстегнула короткое серое пальто поверх чёрного платья, сняла и отложила в сторону скромную шляпку.
— Сергей… Меня прислала к вам Элен. Больше ей довериться некому.
— Что с ней? — тихо спросил Сергей, садясь рядом.
— Ей очень, очень плохо. Она попала в беду.
— Из-за меня?
— Ну, в общем, да.
Сергей сжал кулаки. Этого он и боялся. Спасительница подставила себя ради него и теперь поплатилась…
— Так всё-таки что с ней? — повторил он. — Я могу ей чем-то помочь?
— Бог свидетель, Элен очень на это надеется… Впрочем, она сама всё написала в письме.
С этими словами Рейчел достала из объёмистого ридикюля узкий запечатанный конверт и протянула художнику.
— Читайте, — сказала она, всхлипнув.
Нахмурившись, Сергей выхватил конверт и дрожащими от нетерпения руками вскрыл. Извлёк свёрнутый лист, развернул.
Чёрным по белому на бумаге была крупно написана одна-единственная фраза: «Будь ты проклят!»
Сергей остолбенел. И в этот миг левая рука мисс Канингем вдруг легла ему на затылок, а правая плотно прижала к носу и рту какую-то приторно пахнущую влажную тряпку.
С невнятным воплем Сергей попытался оторвать от себя англичанку, но изящные женские руки оказались на удивление сильными. Вскочить на ноги тоже не удалось, — Рейчел, словно в неудержимом любовном порыве, навалилась на него всей тяжестью. Ожесточённая борьба продолжалась несколько секунд. Затем Белозёров неожиданно ощутил, что тело отказывается ему повиноваться, а рассудок мутится. И сник раньше, чем успел сообразить, что с ним происходит.
Голова трещала, как с жуткого перепоя. Во рту засуха, — плюнуть нечем. Веки будто начинили свинцом. Не поднять, не оглядеться… И тошнота, — мерзкая тошнота, стоящая в горле, мешающая вздохнуть полной грудью.
Внизу, на первом этаже, дребезжал звонок телефонного аппарата. Противно, долго, назойливо. Трубку почему-то никто не брал.
— Что, плохо? Потерпи, скоро пройдёт. Бедняге Алану, которого сука Элен угостила хлороформом, тоже пришлось несладко. Но ничего, очухался…
Голос мисс Канингем доносился откуда-то издалека. Сергей с трудом открыл глаза и увидел англичанку, склонившуюся над ним. Тонкая рука слегка похлопала по щекам, небрежно провела по лицу.
— Ты меня слышишь?
— Да, — еле ворочая языком, ответил Сергей.
— Ну, значит, будем говорить.
«О чём?» — хотел спросить Белозёров, но осёкся. Он вдруг осознал, что не может пошевелиться. Двигать можно было только шеей.
Сергей сидел в своём любимом кресле. Кресло же почему-то стояло посреди кабинета, хотя он точно помнил, что до этого оно находилось там, где и полагается, — у стола. Руки и ноги были надёжно привязаны к ручкам и станине. Сверх того, прочная верёвка буквально приковала туловище к спинке, обеспечив Сергею полную неподвижность.
А в кабинете происходило что-то странное. По периметру комнаты были расставлены горящие свечи, много толстых свечей. В их мерцающем свете лицо женщины в обрамлении распущенных тёмных волос казалось неестественно белым. Сама она неторопливо выкладывала из ридикюля на диван какие-то предметы. На лбу Сергея выступила испарина, — то были ножи. Пять больших ножей с массивными ручками, аккуратно разложенных на коричневой коже и грозно поблёскивающих острой сталью.
Снова зазвонил телефон. И снова никто не взял трубку.
— Послушайте, Рейчел, что вы делаете? — хрипло спросил Сергей.
— Готовлюсь к ритуалу, — невозмутимо сказала женщина, доставая шестой нож.
— Какой ещё, к чёрту, ритуал?
— У меня на родине его называют ритуалом мести, — сообщила Рейчел. — Старый и почти забытый обряд. Но ты его заслужил сполна.
Она улыбнулась, блеснув молочно-белыми зубами, — мелкими, острыми. От этой улыбки Сергей оцепенел.
— Какая месть? — еле выговорил он. — За что?
— За всё! За уцелевшую «Державу». За спасение императора. Но, главное, — за Арсения. Ты его убил, негодяй… А я убью тебя.
Сказано было спокойно и даже мягко. Таким тоном предлагают выпить чаю или сходить в театр. Но эта улыбка-оскал, этот ненавидящий взгляд, это судорожное подёргивание лица… Это мирное обещание убить…
— Вы с ума сошли, Рейчел, — вот и все, что смог вымолвить потрясённый Сергей.
Женщина засмеялась и сделала отрицательный жест.
— Не называй меня так, — велела она. — Мне надоело это имя. Нет никакой Рейчел. Арсений знал меня как Джейн Деррик, однако и это псевдоним.
— Но… как же тогда тебя звать?
Глава двадцать третья
Когда-то отец с матерью нарекли новорождённую дочь Милицей, что означало «благодать Божья».
Странно и прихотливо сложилась жизнь девочки со счастливым именем, увидевшей свет в крестьянской семье в черногорской деревне Ловеч.
Деревня на границе между Сербией и Черногорией находилась в провинции Санджак, управляемой Османской империей. Здесь хозяевами были турки. По щелчку пальцев турецкого сборщика налогов любой черногорец в любой момент мог лишиться имущества, денег, скота. Но хуже всего были башибузуки-албанцы, которых местные жители боялись как огня. Время от времени эти необузданные, вооружённые пиками, саблями и пистолетами вояки (а в сущности, звери в людском обличии) устраивали набеги на города и сёла провинции, грабя, насилуя и безжалостно убивая каждого, кто защищал себя или пытался защитить близкого человека.
Однажды такой набег обрушился на Ловеч. И, на беду, четырнадцатилетняя Милица не успела укрыться в родном доме. Красивая, не по годам развитая девочка попалась на глаза башибузуку Замиру. Смекнув, что губернатор Санджака, сладострастный Кудрет-паша, обрадуется юной наложнице, а значит, вознаградит добытчика, Замир без разговоров схватил Милицу и бросил поперёк конского крупа. Одним ударом сабли снёс голову выбежавшему из дома отцу, выстрелил в лицо схватившейся за стремя матери и ускакал с кричащей в голос добычей.
Замир не ошибся: Кудрет-паша, разглядев и пощупав девушку, пришёл в восторг. Он кинул башибузуку золотую монету в пять лир, но предупредил:
— Если выяснится, что по дороге ты измял этот юный цветок, я заставлю тебя сожрать моё золото.
Замир вздрогнул.
— Как можно, повелитель! — воскликнул он. — Пальцем не тронул, берёг, как родную дочь, лишь бы доставить в твой дом в целости и сохранности!
— Он врёт! — неожиданно выкрикнула Милица, указывая пальцем на Замира. — В лесу возле деревни он остановился, бросил меня на траву и насладился дважды! Я отбивалась, как могла, пыталась бежать, но он меня хватал и снова валил на землю!
В доказательство, задрав грязную юбку, она обнажила белые стройные ноги, покрытые синяками. Такие же синяки запятнали тонкие руки.
— Не было ничего, великий паша! — взревел побледневший Замир. — Аллах
