и захлебнётся…
— Да вы, батенька, оптимист! В экипаже яхты больше двухсот душ. Прибавьте свиту и сопровождение, — ещё около пятидесяти. Все события произошли в небольшом замкнутом пространстве корабля, фактически под носом. Стало быть, десятки людей в какой-то мере стали свидетелями. И никакие уговоры держать язык за зубами не подействуют. Уж так человек устроен, — сплетничать любит. И тут уже неважно, князь ты или матрос.
— Да что Фитч может узнать из сплетен?
— Узнает, например, о путешествии на яхте художника Белозёрова, которого император пригласил рисовать свой портрет, — вступил в разговор Жуков. — А, собственно, больше ничего и не нужно. Связать ваше присутствие на «Державе» с исчезновением Калюжного и Малеева, со спасением корабля, — это как два и два сложить. А уж отследить слухи с помощью своей агентуры Фитчу труда не составит. И кроме того… — Он внимательно посмотрел на Ефимова, на Сергея, пригладил усы. — Можем ли мы быть уверены, что на яхте не было другого сообщника Малеева? Тогда у Фитча и вовсе прямой источник сведений.
— Вот именно, — энергично поддержал Ефимов. — Так или иначе, Сергей Васильевич, надо столицу на время покинуть. Я настаиваю.
Сергей больше не спорил. Однажды он уже не послушал Ефимова, предложившего свернуть работу в посольстве, и чем всё закончилось? Да если бы не Элен…
— Хорошо, Виктор Михайлович, так и поступим, — мирно сказал он. — Семью отправлю в Тамбовскую губернию, к сестре. Но сам вынужден буду остаться.
— Это ещё почему? — удивился полковник.
— Ну, во-первых, в течение двух или трёх недель государь намерен вызвать меня в Гатчину для рисования портрета, о чём сообщил лично. Во-вторых…
Ефимов переглянулся с Жуковым и махнул рукой.
— Достаточно и «во-первых», — проворчал он. — Эк вы, Сергей Васильевич, сразу с козырей-то… Ну, давайте хоть жену с детьми («И с Авдотьей Семёновной», — уточнил Сергей)… да, и с Авдотьей Семёновной вывезем. Всё же одного легче охранять, чем многих, да ещё без детей.
На том и договорились. Обсудив детали, наконец отвезли Сергея домой.
Разбитые губы и нос, синяки под глазом и на скуле, — таким предстал перед Настенькой горячо любимый муж, уехавший на две недели, однако неожиданно вернувшийся через два дня. Так и замерла на пороге, испуганно прижав руки ко рту. Авдотья Семёновна схватилась за сердце. Даже Саша с Костиком, глядя на мать и бабушку, чуть не разревелись.
Не будем описывать эмоции Настеньки, разрыдавшейся при мысли, что ей с детьми и Авдотьей Семёновной необходимо надолго уехать из дома, — безопасности ради. Вид Сергея лучше слов убеждал, что подумать о безопасности самое время. Она ни в чём не упрекала мужа, зная, что угрозу он навлёк на себя и семью не по легкомыслию, а выполняя трудное государево дело. Без деталей и подробностей, — но знала. И Сергею верила. И очень боялась за него.
На следующий день Сергей дал телеграмму сестре Варваре в село Непрядвино Тамбовской губернии, — готова ли приютить его семейство и, может быть, надолго? Сестра незамедлительно депешировала, что, конечно, ждём, будем рады, места всем хватит. Ещё через день Сергей отвёз своих на вокзал. Багажа было много, — вещи, подарки сестре и её мужу помещику Варенцову, пятерым племянникам-племянницам. Ну да Жуков обещал, что в Тамбове Настеньку встретят сотрудники губернского управления и помогут добраться до Непрядвина. А в дальнейшем будут присматривать, мало ли что…
Проводив семейство, Сергей вновь остался на попечении слуги Кондратия и кухарки Фроси. Хотя, впрочем, нет. В доме теперь круглосуточно, сменяя друг друга, дежурила пара агентов от Ефимова. Они же сопровождали Сергея, когда он выезжал из дома по делам. Однако сейчас он почти и не выезжал. Сказавшись больным, отказывался от приглашений в гости, от визитов в клуб, от посещения театра. Да и какие могут быть посещения, коли на себя в зеркало без содрогания и посмотреть нельзя? Понадобились дней десять и хлопоты приглашённого врача, чтобы лицо после схватки с Калюжным окончательно пришло в порядок.
Развлекал только вездесущий и расторопный Фалалеев. То сообщит свежие сплетни о собратьях по кисти из академии художеств. То принесёт предложение очередного заказа. То с согласия Сергея занялся организацией новой выставки, которая должна была упрочить репутацию Белозёрова как одного из лучших столичных мастеров.
А третьего дня Фалалеев явился в совершенно взбудораженном виде. На правах импресарио и доверенного человека он ведал финансовыми делами Сергея. И сообщил он, что на банковский счёт художника поступила какая-то совершенно фантастическая сумма, которую вслух и назвать-то страшно. Нарисовал цифру на бумажке и показал Сергею. Сумма и впрямь была огромная. Лет десять можно было ничем не заниматься, — просто жить, строить новый дом, всей семьёй путешествовать по миру. А если положить на процентный депозит, то и все пятнадцать. О происхождении этой суммы Сергей, конечно, догадывался. Воистину, император в долгу оставаться не любил.
Фалалееву Сергей ничего объяснять не стал, да и зачем? Сказал только, что пришёл расчёт за особые услуги, оказанные высокопоставленной особе. Ещё велел, чтобы импресарио выписал себе с этой суммы хорошую премию. А ещё (гусарить так гусарить!) в тот же день щедро одарил деньгами Кондратия с Фросей. Несмотря на все треволнения, было чертовски приятно сознавать, что теперь, пожалуй, он реально богат. Ещё приятнее представлялось, как обрадуется Настенька, узнав о неожиданном — огромном — пополнении семейной копилки.
В общем, всё неплохо.
А душа, однако, саднила. И, что печально, совсем не хотелось рисовать, — для Сергея состояние непривычное.
Выйти, что ли, прогуляться перед сном? Конец апреля, вечер тёплый, безветренный. Глотнуть свежего воздуха, послушать пение птиц в саду…
— Непременно в сад, — велел Сергей самому себе.
Раздался стук в дверь, и в кабинет заглянул Селиванов, — один из двух сменных агентов от Ефимова.
— Сергей Васильевич, тут к вам дама просится, — доложил он.
— Кто?! Какая, к чёрту, дама на ночь глядя?
— Не могу знать. Говорит, мол, передайте Сергею Васильевичу, что к нему по срочному делу мисс Канингем. В прихожей на первом этаже дожидается. Там за ней Парамонов присматривает.
Лёгкий хмель мгновенно покинул голову, и сердце зачастило. Неожиданное появление компаньонки Элен могло означать лишь одно: с дочерью посла что-то неладное.
— Зови, — сказал Сергей, сбрасывая домашнюю куртку и доставая из шкафа пиджак. Убрал коньяк с лимоном.
В ожидании мисс Канингем нетерпеливо шагал по кабинету взад-вперёд.
Едва англичанка переступила порог, в глаза бросилось, что она чем-то испугана. На бледном лице женщины ясно читалась тревога, дыхание было частым и коротким.
— Добрый вечер, мисс Канингем, — сказал Сергей, хмурясь.
Женщина покачала головой.
— Совсем, совсем не добрый, мистер Белозёров… Но мы,
