class="p1">Себежане и приезжающие с разных уголков нашей страны – Калининграда, Крыма, Ульяновска, Москвы – считают своим долгом посетить памятник, прикоснуться к нему и возложить цветы. Зиновий Гердт вновь на сцене, народ аплодирует Мастеру. Доброго Вам здоровья, внимания со стороны близких для Вас людей. Всегда в Вашем распоряжении Г. Малютина.
(Для характеристики этого человека я не буду, хотя и хочется, употреблять высоких слов, а просто расскажу.
Нас было 14 человек, приехавших на открытие памятника из Москвы. Поезд пришел в пять часов утра. Стоял теплый автобус и… мэр Галина Анатольевна. На мой возглас «Это невозможно!» она очень спокойно и ласково сказала: «Вы бы поступили иначе?»)
* * *
Правда ведь, когда все «начальники» от мала до, особенно, велика будут такими, Россия выдюжит?
* * *
Мы пробыли в Себеже всего один день – на следующий день (21 сентября) надо было дома в Москве принимать гостей на Зямин день рождения. Для всех, кто ездил, этот день стал ярким событием, которое, встречаясь, продолжаем вспоминать: помимо волшебной природы – озера с угрями и лебедями, живого леса, храма и кладбища, которые явно окружены заботой, – конечно же, люди! Было ощущение, что весь город стоял в едином порыве на берегу озера, где открывали памятник. Произносили теплые, искренние слова, поэтессы-себежанки читали стихи.
А на щедром застолье после церемонии открытия был православный священник. Он истинно верующий – подумала я про себя, – ведь не похороны были, а прославление артиста, к тому же еврея (!); очевидно, он – что счастье для себежан – умный, чувствующий, настоящий интеллигент! Все, и москвичи, и местные, дивно говорили. А себежский прокурор (!) читал Ахматову! Вот тебе и провинция! Только ею Россия и выдюжит…
Послесловие
Извините за повтор: дни идут, а годы летят… У меня без Зямы три юбилея: 75, 80, 85 – скорость экспресса! Жуть какая-то!
Одиночество – это не тогда, когда ты один, тогда это уединение. Одиночество – это когда ты рядом, так сложилось, с людьми чуждыми тебе. Чуждыми по взгляду на людей, на обстоятельства, чуждыми по образу жизни… в общем, по духу.
В уединении тоска подступает, но с ней справляюсь. А при чуждых людях затягивает сильней. Наверно, от того, что возникает острее мысль – они здесь, а тех, кто нужен, нет.
Дней прошедших нестерпимо жаль.
Будущее в прошлом. Вот печаль…
* * *
Саша (Александр Моисеевич) Володин – позволяю себе так сказать, мы были на «ты» – кратко и очень тонко и точно сформулировал время:
До войны – дело раннее. Нету опыта.
Недолюблено, недоедено и недопонято.
На войне – годы зрелые, годы лучшие,
Только там больше отдано, чем получено.
Ну, потом был культ личности, дело прошлое.
Недодумано, недосказано, недоспрошено.
До сих пор мы послушные и несмелые:
Неотвечено, недокончено, недоделано…
* * *
Пора остановиться. Главное – люди. Всё в жизни каждого зависит от того, кто рядом, с кем ты. Я, наверное, надоела читателям повтором утверждения, что я счастливая. Столько у меня в памяти людей! Стоящих! Последние в жизни слова Зямы, произнесенные на сцене во время бенефиса, после концовки прочтенных им стихов Самойлова:
…О, как я поздно понял,
Зачем я существую,
Зачем гоняет сердце
По жилам кровь живую,
И что порой напрасно
Давал страстям улечься,
И что нельзя беречься,
И что нельзя беречься…
– были: «хороших людей на свете больше, чем плохих»…
* * *
После выхода книги «Зяма – это же Гердт!», где в первом издании 2001 года во вступлении говорилось, что это воспоминания части тех людей, которых любил Гердт (в смысле не «кто его любит», ответ ведь банален – «все любят», а которых любил он), были такие замечательные звонки: Вася Аксёнов: «А меня разве Зяма не любил?», Юлик Крейндлин (для меня больше «хирург Крейндлин» – оперировал мой аппендицит) с тем же вопросом, даже самый образованный из всех, кого знала и знаю, Кома (Вячеслав Всеволодович) Иванов и еще, еще…
Часть тех людей, которых любил Гердт, – тридцать два человека – составляли: Исай Кузнецов, Львовский, Махлах-Львовская, Самойлов, Швейцер, Константин Райкин, Шергова, Ляпидевский, Либединская, Скворцов, Петр Тодоровский, Рязанов, Успенский, Валерий Фокин, Володин, Ширвиндт, Окуджава, Трунов, Гафт, Ким, Горин, Чичибабин, Михаил Ульянов, Гурченко, Виктор Некрасов, Татьяна Никитина, Арканов, Махаринский, Погреб, Шендерович, Евгений Миронов. О них написано мною в книге. Много, к сожалению, траурных отметок…
О милых спутниках, которые наш свет
Своим сопутствием для нас животворили,
Не говори с тоской: их нет,
А с благодарностию: были.
(Жуковский)
Написано двести лет назад, а единственное утешение…
Повторяться не дело. В Интернете «Зяма» есть.
Еще о некоторых им и мною любимых поговорила здесь.
Обо всех и всём написать не смогла (раньше надо было начинать). Очень многие любимые и мной, и Зямой (знаю твердо) – у меня в душе. Мое счастье, что я попалась на их пути…
Татьяна Правдина. Июнь, 2016
Некоторые мысли – мои и чужие
(с которыми я согласна)
• Надо уметь менять точку зрения.
• «Наш век – торгаш, в сей век железный
Без денег и свободы нет». (А. С. Пушкин)
• Соловьи не поют хором.
• Недосказанность подлинного искусства.
• «Привилегии нужны тем, кто без них ничего не стоит».
(Зиновий Гердт)
• Помнят матерей седые дети…
• Если любить жить – можно многое успеть.
• Надо не уметь утрачивать счастье жизни.
• «Пока мы недовольны жизнью, она проходит».
(Лидия Либединская)
• «Смерть – всех загадок разрешенье». (Е. А. Баратынский)
• Талантливая блядь – очень часто обаятельно!
• Намажь губы, но без наглости.
• Не талантливый и бездарный – равны?
• Есть евреи, есть жиды, жиды не национальность, а характер, они есть во всех, без исключения, нациях и национальностях, например: у русских – советские мещане, у грузин – кикелы, у французов – мелкая буржуазия, у англичан и вообще у европейцев – те люди, которые завистливы, ловкачи, лицемеры, скаредные, неталантливые, редко умелые и чаще всего не сильно счастливые.
• Не боюсь умереть, боюсь умирать.
• Простота высшего аристократизма.
• Эмоционально глухие.
• «Оскорбительный ветер забвения». (Михаил Дудин)
• А вас пороли?
• «Любую страницу заветного тома
Откроешь –
