— Надень что-нибудь темное. Медеплавильная фабрика, наверно, место грязное.
Опять последовала тишина.
— Доброй ночи, Берт…
— Доброй ночи, Марион.
Дверь закрылась.
Кингшип скрутил брошюры в тугой цилиндр.
— Марион! — позвал он тихим голосом. Потом погромче: — Марион!
— Иду, — отозвался веселый голос.
Мужчины ждали. В тишине было слышно тиканье часов.
Она появилась в дверях, поправляя воротник накрахмаленной белой блузки с широкими рукавами. Лицо ее разрумянилось от холода.
— Привет, — сказала она. — Мы так прекрасно…
И тут она увидела Ганта. Ее руки упали.
— Марион, мы…
Она круто развернулась и вышла из гостиной.
— Марион! — Кингшип поспешил за ней в прихожую. — Марион!
Она почти бежала вверх по расходящейся двумя крыльями белой лестнице.
— Марион! — крикнул Кингшип суровым приказным тоном.
Она остановилась.
— Ну что?
— Спускайся вниз, — сказал он. — Мне надо с тобой поговорить. Это очень важно. Спускайся!
— Хорошо. — Она повернулась и с царственной холодностью пошла вниз. — Так и быть, поговори. А потом я соберу вещи и покину твой дом.
Кингшип вернулся в гостиную. Гант с неловким видом стоял посередине комнаты, держась рукой за спинку софы. Кингшип, горестно покачав головой, встал рядом с ним.
Марион вошла в комнату. Они молча следили за ней. Она пошла к креслу, стоявшему с другой стороны камина, ближе к двери. Села. Закинула ногу за ногу. Разгладила красную шерстяную юбку. Положила руки на подлокотники кресла. Потом посмотрела на отца и Ганта, стоявших позади софы.
— Так что же? — спросила она.
Кингшип поежился под ее взглядом.
— Мистер Гант ездил… Вчера он…
— Ну!
Кингшип беспомощно повернулся к Ганту.
Гант сказал:
— Вчера, втайне от вашего отца, я ездил в Менассет. Я забрался в дом вашего жениха…
— Что?!
— …и изъял из него небольшой сейф, который он хранил в кладовке…
Марион вжалась в кресло, костяшки ее рук, вцепившихся в подлокотники, побелели, рот превратился в узкую линию, она зажмурила глаза:
— Я привез сейф домой и взломал замок…
Она открыла глаза.
— Ну и что вы нашли? Чертежи атомной бомбы?
Мужчины молчали.
— Что вы нашли? — повторила она с тревогой в голосе.
Кингшип шагнул к креслу, неловко развернул цилиндр из проспектов и вручил их ей. Она медленно взяла их.
— Это старые проспекты, — сказал Гант. — Они у него давно.
Кингшип добавил:
— Он не ездил в Менассет с тех пор, как у вас завязался роман. Он приобрел их до знакомства с тобой.
Марион осторожно разгладила проспекты на коленях, отвернула завернутые углы.
— Их, наверно, дала ему Эллен, — сказала она.
— У Эллен никогда не было наших рекламных изданий, Марион. Ты сама это знаешь. Ее так же мало интересовало мое дело, как и тебя.
Она перевернула брошюры задней обложкой наверх.
— Ты присутствовал при вскрытии сейфа? Ты уверен, что они были там?
— Это я сейчас проверяю. Но с какой стати мистер Гант станет…
Небрежно перелистывая брошюру, словно это был иллюстрированный журнал, который проглядывают в приемной врача, она сказала:
— Ну хорошо. Может быть, его поначалу и в самом деле привлекли деньги. — Она напряженно улыбнулась. — В таком случае я впервые в жизни благодарна судьбе за то, что богата. — Она перевернула страницу. — Как говорится, в богатую девушку влюбиться не труднее, чем в бедную. — Она перевернула еще одну страницу. — Его за это особенно и нельзя упрекать — он вырос в такой бедности. Влияние окружения…
Она встала и бросила проспекты на софу.
— Что еще вы хотите?
Ее руки слегка дрожали.
— Что еще? — воззрился на нее Кингшип. — Неужели этого недостаточно?
— Достаточно? — спросила она. — Достаточно для чего? Чтобы отменить свадьбу? Нет. — Она покачала головой. — Нет, недостаточно.
— И ты по-прежнему собираешься…
— Он меня любит, — сказала она. — Может быть, поначалу его и привлекли деньги, но… представим себе, что я очень красивая девушка; стала бы я отменять свадьбу, если бы узнала, что поначалу его привлекла моя красота?
— Поначалу? — повторил Кингшип. — Его и сейчас привлекают деньги.
— Ты не имеешь права так говорить!
— Марион, тебе нельзя выходить за него замуж…
— Нельзя? Приходи в муниципалитет в субботу утром — тогда увидишь.
— Он проходимец…
— Ну конечно! Ты всегда знаешь, кто хороший, а кто плохой! Мама была плохая, и ты от нее избавился. И Дороти была плохая и поэтому и покончила с собой. Ты воспитал нас согласно своим понятиям добра и зла, того, что правильно, а что нет! Может быть, ты натворил уже достаточно зла своими принципами?
— Я не допущу, чтобы ты вышла замуж за человека, которому нужны только твои деньги!
— Он меня любит! Неужели ты не понимаешь? Он меня любит, а я люблю его. Мне не важно, что его привело ко мне. У нас одинаковые взгляды, одинаковые вкусы. Нам нравятся одни и те же книги, одни и те же пьесы, одна и та же…
— Еда? — перебил ее Гант. — Может, вам обоим нравится итальянская и армянская кухня?
Она повернулась к нему, открыв от удивления рот. Он развертывал листок линованной бумаги, который достал из кармана.
— Что касается книг, — сказал он, глядя на листок, — в их число, случайно, не входят труды Пруста, Томаса Вулфа, Карсон Маккаллерс?
У нее расширились глаза.
— Откуда вам это?.. Что это?
Он подошел к ней и сказал:
— Сядьте.
— Что вы пытаетесь…
Марион шагнула назад, и край софы уперся ей под колени.
— Пожалуйста, сядьте, — повторил Гант.
Она села.
— Что это за бумажка?
— Она была в сейфе вместе с проспектами. В том же конверте. Вы узнаете его почерк? — Он подал ей пожелтевший листок. — Мне очень жаль.
Она растерянно посмотрела на него. Потом на листок у себя в руках.
«Пруст, Т. Вулф, Маккаллерс, „Мадам Бовари“, „Алиса в Стране чудес“. Элизабет Б. Браунинг — ПРОЧИТАТЬ!
Живопись (в основном современная) — Хопли или Хоппер, Демут (написание?), ПОЧИТАТЬ книги по современному искусству.
