– Уж не хотите ли вы заявить, что она убила Риза, –воскликнул Бергер, – это же нелепо! Это явный абсурд!
Мейсон рассматривал кончик своей сигареты.
– Нет, – возразил он, – не думаю, что сделаю такоезаявление. Моя версия будет дорабатываться по мере судебного разбирательства,мистер Бергер, но эта дискуссия возникла из-за предположения с вашей стороны,что суд должен вынести мне порицание и потребовать, как я могу догадаться,применения ко мне дисциплинарных мер со стороны коллегии адвокатов. Явсего-навсего упомянул про Эдну Хаммер в надежде объяснить вам, что простопроводил тест.
Мейсон повернулся и широкими шагами покинул комнату.Медленно судья Маркхэм закрыл свод законов, положил его на место среди другихкниг на своем столе, затем взглянул на Бергера и с трудом сдержал улыбку.
– Я… – произнес окружной прокурор, замолк, затем добавил: –Черт меня побери! – И, повернувшись, в свою очередь покинул комнату.
Судья Маркхэм, оглядывая зал суда, спросил:
– Вы уже вручили повестку, мистер Мейсон?
– Вручил.
– Как полагаю, перед перерывом перекрестному допросуподвергался мистер Харрис?
– Совершенно верно!
– Мистер Харрис, пройдите вперед!
Ответа не последовало. Бергер, вытягивая шею, предположил:
– Возможно, он вышел на момент.
– У меня есть еще один вопрос, который я хотел бы задатьмистеру Мэддоксу, – сказал Мейсон. – Может, мы заполним вынужденную паузу,вызвав мистера Мэддокса, конечно, если суд разрешит мне возобновитьперекрестный допрос ради одного-единственного вопроса свидетелю.
– Есть возражения? – спросил судья Маркхэм у ГамильтонаБергера.
– Могу добавить для того, чтобы сделать господина прокурораболее сговорчивым, – заявил Мейсон, – что этот вопрос возник в связи снепредвиденным обстоятельством, связанным с тем, что миссис Дорис Салли Кентсобирается выступить как свидетельница.
– Нет, – ответил судье окружной прокурор, – у меня нетвозражений по поводу того, чтобы вновь вызвать этого свидетеля. Думаю, что и уменя есть вопрос, на который я был бы не прочь получить ответ.
– Мистер Мэддокс, пожалуйста, пройдите для дачи показаний, –провозгласил судебный пристав.
И вновь не последовало ответного оживления с мест,отведенных для свидетелей.
– Есть другие свидетели, которых вы могли бы пока вызвать? –потребовал судья Маркхэм.
– Прошу прощения у суда, – ответил Мейсон, – я бы хотелпокончить с перекрестным допросом мистера Харриса прежде, чем дело будетрассматриваться дальше. За единственным исключением – это задать всего одинвопрос Мэддоксу.
– Хорошо! – согласился судья Маркхэм. Последовало несколькосекунд напряженной тишины, затем судья Маркхэм развернулся на своем вращающемсякресле. – Суд объявляет короткий перерыв, пока судебный пристав найдетпропавших свидетелей, – распорядился он.
Мейсон повернулся к Питеру Кенту и, хлопнув ладонью по егоколену, прошептал:
– Все хорошо, Питер! Через тридцать минут вы выйдете изздания суда свободным человеком.
Глава 22
Мейсон, войдя в офис, метнул шляпу на мраморный бюстБлэкстона. Шляпа точно попала в цель, развернулась и увенчала голову статуэткисамым лихим образом. Делла Стрит пыталась выглядеть невозмутимой, но ее глазасияли, как звезды.
– Достигли голевой линии, шеф.
– Прямо между столбиками ворот.
– Когда же на вас нашло озарение? – спросила она.
– Будь я проклят, если знаю, – ответил он, усаживаясь накрай стола и по-мальчишески улыбаясь. – Некоторые небольшие факты никак неукладывались в моем сознании. Какого дьявола Эдна Хаммер читает про лунатизм?Почему она установила замок на дверь? Почему фигура, которую Дункан виделпересекающей патио, остановилась у маленького кофейного столика и почему нож,который был заперт в ящике буфета, исчез? Почему Мэддокс звонил миссис Кент втри утра, раз он знал, что насчет совещания уже договорились? Я оставил безвнимания многое из показаний Дункана, потому что пришел к выводу, что он из техсамодовольных эгоистов, которые могут дать ложные показания на полном серьезе.Дай ему только зацепку, а с остальными он справится и сам. Но он, несомненно,видел кого-то, разгуливающего в ночной рубашке. Когда он заявил, что наделочки, то лгал самым бессовестным образом. Очков на нем не было. Все, что онвидел, – это одетую в белое фигуру, которая разгуливала при лунном свете. Когдапоследующие события подсказали ему, что эта фигура, по всей вероятности, должнабыла быть Кентом, то он внушил себе, что видел именно Кента. И в дальнейшем всеболее и более утверждался в своем предположении. Но все это ни в коей мере непроливало свет на таинственный телефонный разговор. Мэддокс достаточноизворотлив, чтобы избежать прямых доказательств своей причастности к телефонномуразговору, который организовал Дункан, когда звонил миссис Кент околоодиннадцати вечера. Его ответы на суде не дали мне никакой зацепки, что он приэтом присутствовал. Я намеревался, конечно, вытрясти информацию об этомпредшествующем телефонном звонке у Дункана при перекрестном допросе, так как иззаявления миссис Кент при последующем телефонном разговоре явствовало, чтосовещание уже организовано адвокатом Мэддокса, а следовательно, Дункан вошел сней в контакт. Но Мэддокс наотрез отказался от того, что звонил ей в три утра.Я не думал, что он решился отрицать то, что могло быть проверено. Это заставиломеня сосредоточиться на Харрисе, и в ту же минуту, как я занялся этим, понял,что попал на верный след. Он оказался единственным, кто все время подливалмасла в огонь. Постоянно пытался держать Кента под подозрением. Когда ему сталоясно, какой великолепной защитой на суде для Кента окажется лунатизм, топостарался выбить скамейку из-под его ног, заявив, что ножа уже не было вящике, когда Эдна запирала буфет. Он дал поймать себя и вручить себе повесткукак свидетелю. Очевидно, анонимно позвонил кому-то в офис прокурора и сделалпарочку прозрачных намеков, и вот сержант Голкомб узнал о том, что я собираюсьподменить нож. Когда я спросил Эдну, она сказала, что никому не говорила обэтом, но позже призналась, что, должно быть, проболталась Харрису.
– Вы же ведь на самом деле не собирались подменить ножи, неправда ли, шеф?
– Конечно нет. Все, зачем мне это понадобилось, – это чтобыубедить Эдну в важности этого ножа, закрытого в ящике, чтобы она отправиласьспать с мыслью о нем, застрявшей в голове.
– И тогда вы убедились, что она вновь разгуливала ночью?
– Вот именно!
– И взяла нож?
