Первое – от Андреа: «Не будь в любви попрошайкой, будь императором. Отдавай и просто смотри, что получится…»
Он что, обкурился сегодня?
Второе – от Риккардо: «Знаю, что, когда вернусь, ты уже будешь спать, я хотел только сказать, что сегодня вечером впервые видел тебя счастливой. И очень красивой. Люблю тебя. Р.».
Утром меня охватывает страх и трепет.
Как будто иду на экзамен в школе.
Вдруг мне начинает казаться, что, согласившись на новый трудовой договор, я совершила огромную ошибку.
Вчера я впервые почувствовала, что такое счастье, умиротворение, я пережила чудесные минуты, а сегодня снова должна плести паутину лжи.
Зачем?
Зачем я добровольно лезу в петлю, зачем связываю себя по рукам и ногам с человеком, который приносил мне одни страдания?
Так дальше продолжаться не может, я должна сказать ему об этом. Ну что со мной случится, если я подпишу этот договор?
Риккардо только проснулся, медленно идет в ванную, растирая спину.
Если он и дальше будет спать на этом диване, к зиме ему придется покупать ходунки.
Кофеварка уже заправлена, на ней висит листочек: «Ни пуха ни пера! Ты – лучше всех. Р».
Потрясающий парень!
Все, хватит морочить ему голову, сегодня же прекращаю.
Медленно, как на эшафот, поднимаюсь по лестнице великолепного здания, в котором находится адвокатское бюро.
Как мне не хочется встречаться с Андреа!..
Открываю дверь – какое счастье, никого нет, как в последний раз, когда я здесь была. Только теперь мне совсем не хочется кататься на офисном кресле.
Мой стол вот-вот рухнет под тяжестью папок и бумаг.
Смотрю на часы.
Стрелки показывают четверть девятого, первый день моей новой жизни. Около девяти приходят мои коллеги – Россана и Лючия. Приветствуют меня со смешанным чувством удивления и смущения: «С возвращением… хорошо отдохнула?» Мысленно перевожу: «Вот паскуда, я пришла сюда работать раньше, чем ты, и у меня все еще временный контракт».
Будет нелегко, конечно, будет очень нелегко.
Адвокат Салюцци приходит в половине десятого, вежливо здоровается, протягивает мне новый трудовой договор. Андреа пока не видно, может, он на судебном заседании. Спросить не решаюсь, и эта неизвестность меня убивает.
Прислушиваюсь ко всем разговорам, чтобы узнать, какие новости, но, кажется, все спокойно, как будто ничего не случилось. Нужно отнести Андреа одну папку, захожу в его кабинет и замечаю, что той фотографии, где он с женой, нет на прежнем месте. Любопытно! Наверное, упала и он решил поменять стекло.
Подхожу к двери, которая неожиданно открывается, и я буквально нос к носу сталкиваюсь с Андреа. Неожиданность встречи и полученный удар приводят меня в замешательство, опускаю глаза, боюсь взглянуть на Андреа.
А он удивлен, кажется, не меньше меня. Вид у него расстроенный, беззащитный, потерянный. Все эти прилагательные плохо рифмуются со словом «адвокат».
– Я принесла договор на подпись… если хочешь, зайду позже.
Андреа выглядит смущенным, сбитым с толку – все это в сочетании со вчерашней эсэмэской наводит меня на мысль о том, что он, должно быть, обкурился.
– Все в порядке? – Такое впечатление, что он похудел килограмм на десять и целый месяц не спал.
Андреа смотрит на меня как-то странно, такой невыразимой тоски и печали в его глазах я никогда раньше не замечала.
– Кьяра… – Он кладет руки мне на плечи и смотрит куда-то в потолок.
Вдруг я замечаю, что по его щекам текут слезы.
– Ты плачешь… – Я протягиваю руку к его щеке.
Он отстраняется:
– Извини, не хочу, чтобы ты видела меня таким. Мне сейчас так тяжело, я переживаю ужасный кризис. – Он садится за стол, обхватывает голову руками. – Первый раз в жизни я так паршиво себя чувствую, Кьяра. Держись от меня подальше. Я тебя не заслуживаю, я никого не заслуживаю, я просто дерьмо.
Вот тебе и раз! Я в замешательстве, хочется сказать ему что-нибудь ободряющее, но я не готова – такой реакции я совершенно не ожидала.
По правде говоря, я вообще ни к чему не была готова, разве что к привычному движению руки, расстегивающей мой лифчик.
Беру стул, молча подсаживаюсь к столу.
Кладу на колено Андреа руку.
Он продолжает рыдать, не обращая на меня никакого внимания.
– Прошу тебя, уходи. Если хочешь, после поговорим. Сейчас я не могу, понимаешь?
Выхожу от Андреа расстроенная не меньше, чем он сам. Что с ним случилось? Привиделись призраки будущих судебных тяжб? Отчего случился такой кризис самосознания?
Готовлю для Андреа горячий сладкий чай с лимоном.
Дверь закрыта на ключ, приходится стучать.
Глаза у него сухие, но вид все равно усталый и подавленный.
– Ну как, тебе лучше?
В ответ – слабая улыбка, а взгляд потухший.
– Прости, я не хотел. Теперь, когда я остался один, совсем не сплю по ночам. Все думаю и думаю об этой чертовой жизни, о проклятой работе, о моей неудачной женитьбе, о тебе… Я банкрот по всем статьям.
– Андреа, не надо так, пожалуйста. Конечно, тебе сейчас нелегко, но это пройдет.
– Нет, Кьяра, ты не понимаешь. Я профукал свою жизнь и жизнь той, которая была рядом. Я всем изменял, я врал, думал только о себе все эти годы. У меня не осталось ничего, кроме работы, у меня никого нет – ни друзей, ни жены и тебя тоже нет.
Слезы снова катятся у него по щекам, он вытирает их бумажной салфеткой.
– Почему бы тебе не взять отгул? Лучше пойди домой, отдохни немного, ты не сможешь работать в таком состоянии.
– Нет, через час я должен быть на судебном заседании. И потом, дома хуже, еще немного – и я начну слышать голоса.
Понимаю, что он просто тонет в своем отчаянии, но ничего не могу поделать, поэтому предпочитаю тихо удалиться.
Я его не узнаю. Что с ним стряслось?
Вечно спешащий человек, который разрывается между встречами и телефонными звонками, не останавливается ни на минуту, чтобы насладиться жизнью, который хочет все и сразу, куда-то исчез. Вместо него я вижу слабого, потерянного мужчину, который плачет от одиночества.
Может быть, впервые мы испытываем похожие чувства.
Лючия косо на меня посматривает – наверное, следит за мной, а потом все перескажет Россане. Нужно держаться скромно, не то из-за бессрочного контракта настрою против себя весь офис.
Тружусь как пчела, только бы не думать об Андреа, но меня неотступно преследует его образ: грустное лицо, слезы, слова, сказанные серьезно, с неподдельной болью. Так что я совершенно забываю позвонить Риккардо.
