пробежался по статье, чертыхнулся и даже замахнулся на зеленое сукно стола.
– Господа? – На пороге стоял Маршал с топором в руке. – Топор жена Ягелло опознала. Что-то случилось?
После прочтения статьи пришла очередь Константина Павловича сквернословить.
– Можно я его застрелю, Владимир Гаврилович?
– Сделайте одолжение, голубчик. Я лично за вас генерал-губернатора буду просить. И даже на высочайшее имя прошение о помиловании напишу.
– Уж лучше я, – усмехнулся Свиридов. – У меня ни семьи, ни детей.
– Еще чего, – возразил начальник. – За вами ваша Анастасия в Сибирь поедет – немногим лучше, чем Зинаида Ильинична с младенцами. Остается только мне. Дети выросли, жена тоже уже не маленькая. Да вдруг еще за заслуги былые и не накажут сильно, покаянием церковным отделаюсь?
– У вас совещание? – В кабинете сперва возникла голова, а потом и полностью материализовался ротмистр Кунцевич.
– Нет, голубчик, это мы тут при открытых дверях убийство светоча столичной журналистики планируем. Входите, рассказывайте.
В ходе короткого доклада выяснилось, что Роман Сергеевич Кунцевич проявил свою обычную армейскую обстоятельность – не только осмотрел всех безымянных покойников в морге Обуховской больницы, но за день посетил оба убогих дома столицы, заставил сторожей вытащить из ям всех свежих покойников и каждого дотошно сличил с полученной от Маршала фотографией – Лебедя среди усопших не обнаружилось.
– Ну что ж, – подвел итог Филиппов, – следствие проведено, личность погибшего установлена, подозреваемый в злодействе в розыск объявлен. Запасаемся терпением и готовимся к Рождеству.
* * *
25 декабря 1912 года. Вторник
Пара белоснежных коней, позванивая серебряными колокольчиками, осторожно перебирала тонкими ногами, время от времени стараясь с шага перейти на привычную рысь. Но возница тут же натягивал поводья, замедляя орловцев, потому как от скорой езды коляска начинала юлить по накатанному снегу лакированным задом. Кони отзывались тихим расстроенным ржанием, косились на хозяина и недовольно встряхивали заплетенными гривами. Прохожие удивленно глядели на несоответствующий погодным условиям колесный экипаж, а санные упряжки, обгоняя тихохода, оставляли за собой совершенно не сочетающийся со светлым рождественским утром шлейф брани и проклятий нарушителю движения. Но тот лишь попыхивал папироской, не обращая ни на кого внимания.
Наконец, коляска кое-как протряслась по мосту и свернула с оживленной улицы, а еще через полтора квартала и вовсе остановилась. Возница спрыгнул с облучка, поскользнулся и чуть не растянулся рядом с пролеткой, успев в последний момент ухватиться за тормозной рычаг. Усмехнулся, отряхнул штаны, привязал вожжи к фонарному столбу и вошел в дверь под линялой вывеской «Чайная „Ямщик“».
– Коваль, водки! – заорал с порога гость. – Да достань-ка «белоголовки», я нынче при деньгах! Чего вылупился? Али не узнал?
* * *
Зина сладко потянулась, снова было закуталась в одеяло, отвернувшись от доставшего до подушки через щель в гардинах утреннего света, но тут же резко села на постели и толкнула спящего мужа:
– Костя, подъем! Рождество! – И, спрыгнув с высокой кровати, сперва подскочила к окну, раздвинула шторы, а после прямо босиком вприпрыжку, будто гимназистка младшей ступени, пошлепала в гостиную.
Константин Павлович поморщился от хлынувшего света, зевнул, тоже с хрустом потянулся и проследовал за супругой, предварительно накинув халат и спрятав ноги в домашние туфли. Треф, потревоженный ранним подъемом хозяев, проводил Маршала взглядом из своего угла, но так никуда и не двинулся с нагретой лежанки, снова опустил голову и засопел.
Зина уже сидела под елкой и трясла у уха обвязанный алой лентой сверток, пытаясь по звуку угадать содержимое.
– Что там? Кулон? Ничего не слышу. Значит, не часы. Может, книга?
Но череду ее предположений неожиданно прервал дверной звонок. Константин Павлович взглянул на часы – начало восьмого. Ох, как же он не любил такие ранние визиты. Хуже них только ночные гости.
На пороге стоял Александр Павлович Свиридов, смущенно мнущий в руках шляпу.
– С Рождеством. Прошу прощения, но новости важные.
– К важным новостям в этом доме подают кофе и булочки, – донеслось из гостиной. – Не держи человека на пороге – это и в простой день невежливо, а сегодня уж и подавно.
Пока Свиридов снимал пальто и калоши и поправлял перед зеркалом пробор, Зина умудрилась облачиться в домашнее платье и накрыть в столовой. Запретив мужчинам что-либо обсуждать, Зина быстро приготовила на спиртовке кофе, разлила по чашкам, а после уселась на стул, добавила себе сливок и положила перед собой на тарелку сдобную сайку, всем своим видом показывая, что она не намерена пропускать те самые важности. Александр Павлович вопросительно посмотрел на Маршала, но тот с улыбкой пожал плечами и махнул рукой:
– Чего уж там, рассказывайте. А то мы сейчас снова выслушаем упреки в мужской высокомерности.
Свиридов наклонил голову и решительно отодвинул недопитый кофе.
– Понимаете, какая штука. Мне кажется, что мы не того объявили в розыск. Убитый не может быть Василием Хабановым.
* * *
Карусель утренних необъявленных рождественских визитов набирала обороты: сперва Маршал со Свиридовым подняли с постели доктора Кушнира, но кофия не пили и даже не проходили дальше прихожей, оживленным шепотом что-то там обсудили и продолжили свое путешествие уже втроем, а к девяти утра троица уже сидела в домашнем кабинете Владимира Гавриловича Филиппова.
– Вы понимаете, – вещал возбужденно Александр Павлович, – я полдня ходил с ощущением, что что-то упускаю. Что-то важное я вчера услышал, но после отвлекся на этого чертова писаку и забыл. И знаете, когда вспомнил? Вечером калоши стал обувать – и вспомнил! Нога! Ноги, которые в торбе были, – довольно большого размера. Ступни, я имею в виду. Ведь мне не кажется? Я верно помню? – раз, пожалуй, в десятый обратился он к Маршалу с Кушниром.
– Так что с того, голубчик? Я тоже помню, что там вершков десять стопа, не меньше.
– Именно! Но, по словам Коваля, у Хабанова при его росте был очень маленький размер ноги! Трактирщик так и сказал – бабья нога!
Филиппов потер шершавый после ночи подбородок, растерянно посмотрел на коллег:
– Но где же тогда сам Хабанов?
Маршал со Свиридовым переглянулись, и ответил Константин Павлович:
– А что, если с самого начала все было совершенно наоборот? Что, если это Хабанов убил Лебедя?
– А топор? А торбы? – поднялся из-за стола Владимир Гаврилович.
– Все можно объяснить. С торбами вообще просто – у половины лиговских извозчиков торбы от Франца Лебедя. А топор… Я думаю, что изначально именно Лебедь и хотел поквитаться с Хабановым. Убить или просто попугать – уже не так важно. Поругался с женой, схватил топор и побежал. Но вы же помните, днем Хабанов без труда с ним справился. Топор в руках, конечно, аргумент
