особого типа человека, освобожденного от авторитета церкви; достигшего высоких пределов самосовершенствования; свободно и искусно служащего миру; не уничтоженного, но укрепленного любовью.
Таким образом, в связи с легендой о Граале возникает вопрос, зачем кому-либо в «темную пору» Средневековья отправляться в такое опасное путешествие, когда таинство Святой мессы каждый день проводилось в любой близлежащей церкви. Ответ прост: месса – это церковное таинство, связанное с доктриной искупительного спасения, появившееся во времена антидонатистской полемики, когда Блаженному Августину приходилось выступать защитником церкви перед народом. В итоге возникла догма, утверждающая, что святость служителя никак не влияет на благодать самого таинства. Для сравнения: Грааль находится не в храме, а в замке, его охраняет не священник, а король. И находится он не в руках мужчин-воинов сомнительной репутации, а в руках двадцати пяти юных непорочных дев. А рыцарь, сумевший найти святыню, возрождает бесплодную землю. В этом ему помогает цельность характера, служащая единой цели – Любви.
В поэме Вольфрама присутствует еще ряд моментов, которые я бы хотел отметить:
1. Рыцарь, впервые попав в замок Грааля, терпит фиаско, потому что действует так, как был приучен действовать, а не так, как того требует глас природы.
2. Впоследствии ему говорят, что потерпевшим неудачу не дается второго шанса. Несмотря на это, он решается попробовать и добивается успеха. Благодаря цельности характера и решимости он заставляет Святую Троицу поменять правила игры.
3. После первой неудачи и обрушившегося на его голову позора, он отрекается от Бога и в течение пяти лет скитается по бесплодной земле. Когда потом он возвращается к Богу, то это уже не Бог клерикальной теологии, а космический принцип, соответствующий и отвечающий чувствам его сердца – будь то любовь или ненависть.
4. Парцифаль изо всех сил старается исправить свою ошибку и не бросает поисков. Но в итоге победу ему приносят пыл и преданность любви – не к Богу, а к женщине по имени Кондвирамур. Эта возлюбленная рыцаря играет роль проводника и источника жизненной энергии.
5. Идеальная любовь фон Эшенбаха не похожа ни на церковные догмы, ни на Любовь трубадуров. Брак без любви (вариант церкви) он отрицает, но также он отрицает и порочную любовь. Для него любовь абсолютна, она приходит раз и навсегда. Поэтому ритуал освящения брака не имеет значения. Любовь воплощается в единении, и только это единение может называться браком.
6. Названый брат Парцифаля, мусульманин, также имеет благородное происхождение. «Оба они, как один, – описывает автор братьев во время поединка, – но они и есть одна сущность, верностью своей причиняющая много страданий».
7. Жизнь человека не бывает только светлой или темной, и таковой стать не может. Но чувство целостности, полноты, по словам поэта, приближает нас к Свету, в то время как колебания ведут к Тьме. Автор объясняет имя своего героя через французское происхождение: per-ce-val, что переводится как «сквозь середину».
8. И наконец, когда герой во второй раз приезжает в замок Грааля, его сопровождает его мусульманский брат, Фейрефиц. Как кажется, по мнению фон Эшенбаха, благородный магометанин способен выполнить задачу, непосильную ни для одного христианина. Однако мы становимся свидетелями забавной сцены. Когда сокровенный Грааль появляется, мусульманин оказывается неспособным его узреть. Он видит только глаза прекрасной королевы Репанс де Шой, которая выносит священный артефакт. Постепенно все понимают нелепость сложившейся ситуации, и свое веское слово высказывает древний, неувядающий король Титурель, прообразом которого, по видимости, является кельтский бог Мананнан. Король утверждает, что мусульманин не способен узреть Грааль, ибо еще не крещен. Тут же появляется старый священник, крестивший немало неверных, и начинает просвещать Фейрефица в отношении символа Святой Троицы. «Это и ее бог? – спрашивает пылкий сарацин, указывая на прекрасную королеву. – Если я приму его, смогу ли я на ней жениться?» Ему отвечают утвердительно, таинство совершается. Но крещение оказывается весьма необычным. Пустую купель наклоняют к Граалю, и она наполняется водой из благодатного камня. И хотя форма ритуала соответствует церковным обычаям, святую воду заменяет aqua permanens, божественная вода алхимиков и древних культов (см. рис. 16).
Более того, когда бывший неверный, став крещеным, видит Грааль, на святыне появляется надпись, как мне кажется, беспрецедентная для 1210 года. Вот что читает Фейрефиц: «Если кто-либо из нашедших Грааль будет, с соизволения Божьего, управлять заморским народом, он не должен открывать им ни имени, ни происхождения и должен наделить их полными правами».
Сделаем несколько выводов:
а) Все, что было сказано и написано в XII–XIII веках Элоизой, трубадурами, Готфридом Страсбургским, Вольфрамом фон Эшенбахом, представляет собой важнейшую и глубочайшую секуляризацию понятия сакрального. Бесстрашие влюбленных открывает новое измерение для чудесного чувства единства и сладкой тайны в мире отдельных сущностей. Чувство любви не гасится дождем недосягаемых небес, а лишь усиливается, сохраняя свою уникальную природу.
б) Отвергнув абсолютный авторитет церкви, эти влюбленные и поэты осознанно и с чистой совестью обратились к более раннему, дохристианскому, исконному европейскому типу сознания, внутри которого божественность распознавалась в природе и ее творениях.
в) Но одновременно с этим возникло новое явление – отрыв индивида от группы, ощущение им собственной уникальности. Осознав свой потенциал, индивид не должен идти по проторенным другими дорогам, но находить свой путь. Ведь даже в типично монашеской цистерцианской версии легенды о Граале рыцари круглого стола считают недостойным начинать поиски в группе. Каждый входит в лес поодиночке, в выбранном им месте, «там, где всего темнее, и не видно пути»53.
Западный человек
Как мне кажется, процветание западного мира или даже всего современного мира (поскольку по духу он в большей степени западный), во многом связано с описанным выше пониманием индивидуальности. Каждый отдельно взятый человек, с одной стороны, не причастен священному уговору, навязанному извне (a R x), а с другой – не является безликим сочетанием имени и формы, включающим в себя «то же совершенство, ту же бесконечность, которая присутствует и в море, и в каждой песчинке, в каждой капле дождя» (a ≠= x). Каждый человек ценен сам по себе, уникален в своем несовершенстве, т. е. в своем желании и своем томлении, должен сойти с пути к тому, чем он должен стать, и встать на путь к себе, к скрытому невиданному потенциалу.
Такое отношение к жизни было известно еще древним грекам времен Гомера, Эсхила и Пиндара. Ницше в «Рождении трагедии» пишет об идеальном сочетании в классическом античном искусстве аполлонического и дионисического начал, восторге перед сказочным чудом мира неповторимых форм и жгучего, экзальтированного осознания их непостоянства, которое придает им ценность здесь и сейчас.
В малый срок возвеличивается отрада смертных,Чтобы рухнуть в прах,Потрясшись от оборотного помысла,Однодневки, что – мы? что – не мы?Сон тени – Человек.Но когда от Зевса нисходит озарение,То в людях светел свет и сладостен век…54
Так параллельно развивались греческая наука и искусство – через поиск и признание общих принципов и архетипов. Но признавалась и ценность
