на поддержку России. По приказу Петра I Веселовский вручил английским министрам мемориал, содержавший поздравления короля с раскрытием заговора, а также уверения, что царь не имеет никаких связей с якобитами. В ответ министры заверили русского посланника, что «король никакого подозрения не имеет, чтоб его царское величество вступал в какое обязательство в пользу претендентову, ниже, чтоб он имел участие в интригах шведских министров»[411]. Мемориал готовился в Посольском приказе, составлен сперва на русском языке, а затем переведен на французский и голландский[412]. Волков, по всей вероятности, был тем, кто переводил мемориал на французский, и именно поэтому он ему так запомнился.
Третий документ из его реестра документов написан в основном на немецком, лишь с небольшим пояснением по-русски:
А о отце моем, Иване Михайловиче, доношу, что слышал я от него до поезду ево, Волкова, в Польшу в августе месяце прошлого 1705 году такие слова при подьячем Михаиле Петрове сыне Внукове[413]: мы, де, выходцы из Литвы от голоду.
В четвертом документе Волков рассуждает о происхождении своего отца от царя Михаила Федоровича, замечая при этом, что умолчать об этом не смог, поскольку он — «откровенник Пресвятой Троицы». Наконец, в пятом, в тетрадке он развивает свои претензии на высокое положение:
…в 1732‑м годе в сенте<бре> месяце невзначай прикорнул в вечеру и, подняв голову, нарисовал 3 столпа и подвел под них облака и написал наверху тако: 3 огненные столпа, и отдал. И писал после того много до нижеписанного числа и в колегию, и во весь свет. 1733 г. апреля в 15 д<ень> толковал он о тех трех огненных столпах и внушил, что они для умных очей, а для телесных — 3 пламячка от 3‑х зазженных восковых свечек и проч<ее>.
<…>
А все то операциею Святаго Духа. Дека<бря> 9 и следующих чисел требовал он по тому от наших российских станов княжеского чина Святаго Духа и устав написал.
1736 марта 30 дня их же просил, чтоб они изволили зделать выше городскую волость княжеством и ему б пожаловали навеки, а зваться ей своим имянем, а не ево, Волкова.
<…>
…ежели ево признают за три столпника, а князем Святаго Духа не зделают, то он будет просить у короля француского ковалерского его ордина Святаго Духа[414], а ежели зделают, то не будет просить.
<…>…княжеской чин Святаго Духа ему, Святому Духу, только игрушечка, потому что он судит всю вселенную. Иоанн гл. 16, стих 8, 9, 10[415]. И тако что ему за диво княжеской чин в его имя, однакож и то было б спасение россияном. Писано 4 ноября 1737 года.
<…>
Маия 27 писал тако: ежели ево зделают князем Святаго Духа, то изволили ево принять в генералисимусы и пустили б ево в Азию.
Июня 8 и 10 о душах и после того писал много, да нижеписанного числа и в колегию и во весь свет, в августе 17 и в ыных числех о том, что ежели ево делать князем Святаго Духа, то б изволили делать во дни государствования Ея имп<ераторского> Велич<ества> Государыни импер<атрицы> Анны Ивановны, а инако он княжеского чина Святаго Духа не примет.
<…>
Понеже в 1716 годе артилерские книги, и того ради объявляю: мой перевод в артилериских не явился в печати, а явился перевод с тех книг Фридриха графа Миниха, первая книга печатана в СПб 1732, а вторая 1733 печатана там же. А видел он их у брегадира и арт<иллерии> полко<вника> и военного сов<етника> А. Ф. Т. в прошлом 1738 году в сентябре месяце 23[416].
В шестом документе, адресованном «Ивану Юрьевичю, Петру Васильевичю», Волков вновь вспоминает царское происхождение своей матери, в седьмом упоминает возможность своего избрания российским императором, а в восьмом просит:
Ежели содержание письма моего от 20 генваря прошлого 1738 году (как выше сего я именовал) приведет Бог в дело, то для сатисфакции или управы матери моей просить мне, чтоб дали мне государствовать столько ж лет, сколько государствовал император Петр Великий. И мне и самому назваться великим же, Борис Великий.
Эту мысль он развивает и в документе № 9:
И как уже изволите меня зделать императором тако великого государства, а я после того назову его государством Святаго Духа, то ты, Россия, изволь меня называть Борисом Великим и большим сыном Российския церкви.
В десятом документе он повторяет сказанное выше, а в одиннадцатом опять возвращается к теме происхождения его матери, но при этом неожиданно добавляет:
Ее милость (его мать. — А. К.) еще до голанской поездки сказывала мне, что царевну Софью Алексеевну повесили. И тож недавно по моему вопросу я слышал, и для того оное слово «повесили» я толковал.
Наконец, в документе № 12 Волков с негодованием обрушивается на возможных противников его возвышения:
Ежели скажут, что стыдно нам такую новину затевать, то надлежит напомнить, что стыднее было вводить в Россию чин немецких баронов, чин немецких графов и чин немецких князей, которые чины все зовут чинами Святаго Римского государства, и подносить царю Петру Алексеевичю чин императорской. Да вытерпели ж вы тот стыд и написаны были речи, потому что его уставили поганцы.
Казалось бы, вполне благонамеренный Волков неожиданно оказывается противником заимствования Россией европейских дворянских титулов и даже принятия русским царем титула императора. Он считает это стыдным, неприличным, но по причинам совсем иным, чем в двух упомянутых выше случаях. Для него, знакомого с европейскими порядками, это что-то вроде воровства: позаимствовали чужое, России не принадлежащее.
В больном сознании Бориса Волкова, как можно видеть по его записям, смешались реальные события, слухи, впечатления и воспоминания детства, религиозные образы, знания, полученные на службе в дипломатическом ведомстве, и собственные мечты о величии. Считая себя русским царевичем, он озабочен международным признанием, хочет быть голландским графом и одновременно князем Святого Духа. Гоголевский Поприщин, как отмечает М. Кёнёнен, «высоко оценивает письменное слово, чем объясняется воздействие газет, романов, писем и других письменных документов на его размышления»[417]. Тоже можно сказать и о Борисе Волкове, таком же, как Поприщин, мелком чиновнике, вся служебная деятельность которого прошла с пером в руке.
У Тайной канцелярии
