действие поэтической зарисовки разворачивается в «красное время», отчасти оттого, что колдовство и карты на лексическом уровне предстают родственными понятиями. Огненная стихия в тексте дана как пурпуровая кипь расплавленного металла и как «чаща», одно из любимых Цветаевой понятий леса, чащобы, дебрей, окутанных чудом, тайной, воздушным плащом Бога:
Огнепоклонник! Красная масть!
Заворожённый и ворожащий!
Как годовалый — в красную пасть
Льва, в пурпуровую кипь, в чащу —
Око и бровь! Перст и ладонь!
В самый огонь, в самый огонь!
Портрет Отрока дается в наиболее значимых для поэта культурных иконографических символах, выражающих динамизм личности: око, бровь, перст, ладонь. Используемые автором повторы «в самый огонь, в самый огонь» усиливают «заклинательный» характер поэтической речи. Ворожбой оказывается сам поэтический текст. Чередование четырех и двух стихов строфы создает неспокойный, бурный ритмо-мелодический фон. Четырежды, рефреном, в тексте повторяется обращение «огнепоклонник», обозначающее языческий или ветхозаветный (?) источник поэтической картины (Бог как Огонь). Особую роль в тексте играет прием переноса (анжамбман), который как бы передает «широту» пламени, охватившего душу Отрока, одержимого огнем, и Цветаевой, борющейся с любовным искушением, с огнем нового чувства к молодому, восторженному Миндлину — с запретной любовью к чужому мужу, приехавшему в Москву из Феодосии. Постепенно отрок перестает быть человеком, воспринимается окном в смертельно опасное и прекрасное царство Бога Огня и Поэзии. Возможно, одна из попутных ассоциаций автора — Давид, танцующий перед ковчегом завета во имя своего «страшного» Бога[567]:
Огнепоклонник! Страшен твой бог!
Пляшет твой бог, на смерть ударив!
Думаешь — глаз? Красный всполох —
Око твое! — Перебег зарев…
А пока жив — прядай и сыпь
В самую кипь! В самую кипь!
Огнепоклонник! Не опалюсь!
По мановенью — горят, гаснут!
Огнепоклонник! Не поклонюсь!
В черных пустотах твоих красных
Стройную мощь выкрутив в жгут
Мой это бьет — красный лоскут!
(14 августа 1921 / 27 августа 1921)
Магия огненного пламени проникает в душу Цветаевой через чужое восхищение: огонь стихотворения «зажигается» от взгляда молодого поэта. Семнадцать восклицаний текста подчеркивают взволнованность поэтической речи, поглощенность душой Отрока и дуновением вдохновения. «Прядать», у Даля, прыгать, скакать (конь прянул). Глагол может относиться к коню, к ручью, к водопаду, падающему со скалы. У Цветаевой — «кипь» огня. Таким образом, адресат стихотворения превращается в огненного коня, несущего лирическую героиню в творческое небо. Оксюморон черныепустотыкрасныхглаз обозначает источники Лирики и поэтического сражения. Цветаева отстаивает право собственности на Огонь Поэзии: в двух финальных стихах (как часто у Цветаевой, последняя строка самая важная!) огонь и восторг Отрока преображаются в ткань стиха, в красный лоскут лирики: «Стройную мощь выкрутив в жгут / Мой это бьет — красный лоскут!». Слово «жгут» ассоциируется с двумя понятиями: 1) жгут как повязка, мешающая истеканию крови из раны; 2) жгут веревки — поводья, чтобы удержать конскую мощь — символ вдохновения. Оба лексических значения слова сопряжены с искренностью поэтического высказывания — кровотеченья речи (см. «Вскрыла жилы…»). Цветаева не боится огня (не опалюсь), потому что ее огни гаснут «по мановенью»: Поэт распоряжается Стихией Слова по своему усмотрению. Образ огнепоклонника, написанный под впечатлением присутствия Миндлина, становится в стихотворении портретом самой Марины Цветаевой, признающейся в пристрастии к Огню — символу Стихии, Бога, Творчества, Любви. Ворожба — одна из перифраз Искусства: вспомним колдунью в одноименном стихотворении, колдунью из поэмы «На красном коне», Маринку в «Переулочках». Цветаева отбирает у Отрока его страсть к огню («мой это бьет / Красный лоскут»), присваивает чувство упоения, ставшее язычком негаснущего пламени Лирики. В жанровом отношении «Огнепоклонник! Красная масть!..» — стихи о Поэте и Поэзии, о творческом озарении, недаром огонь и озарение — слова одного семантического ряда.
После России
Это пеплы сокровищ…
В сборник «После России» Цветаева включила 159 стихотворений, написанных в Германии и Чехии в 1922–1925 годы. Разницу между «Ремеслом» и «После России» сама Цветаева определила как «ввысь» («Ремесло») и «вглубь» («После России»). Пожалуй, «После России» можно назвать самой «любовной» книгой Цветаевой, с которой соперничают только «Юношеские стихи», хотя темой любви она не исчерпывается.
Стихотворение «Это пеплы сокровищ…» датировано 27-ым сентября 1922 года и вошло в первую часть книги. В сборник 40 года стихотворение включено под названием «Седые волосы». После стихотворения в БТ — помета: «14/ 27 сентября 1922 г. (День Асиного рождения.)»[568]. Стихотворение написано в день Воздвижения Креста Господня. Это день, когда вспоминают о страданиях и смерти Господней, день поста. Из Евангелия читаются на богослужении слова о распятии Христа. В канун своего дня рождения, в канун тридцатилетия, Цветаева размышляла о старении, увядании и преображении:
Это пеплы сокровищ:
Утрат, обид.
Это пеплы, пред коими
В прах — гранит.
Голубь голый и светлый,
Не живущий четой.
Соломоновы пеплы
Над великой тщетой.
Беззакатного времени
Грозный мел.
Значит Бог в мои двери —
Раз дом сгорел!
Не удушенный в хламе,
Снам и дням господин,
Как отвесное пламя
Дух — из ранних седин!
И не вы меня предали,
Годы, в тыл!
Эта седость — победа
Бессмертных сил.
Эти стихи пишет влюбленная Цветаева, тоскующая по приехавшему из России в Берлин Пастернаку, которая должна хотеть быть привлекательной! А у нее седые волосы, которые Цветаева воспринимает прахом сокровищ, пережитого душевного опыта. Перифраза «Соломоновы пеплы» соотносит волосы с сигаретным дымком и подчеркивает небесный, духовный мотив текста. «Беззакатного времени / Грозный мел» — белизна Вечности, присутствия в жизни Поэта грозного отблеска того света. Великой тщете жизни, ее мимолетности противопоставлена строгая, духовная жизнь голого духа, жизнь птицы-поэта. Это одиноко парящий голубь, не живущий «четой». Соломон в стихотворении — символ духовного, мудрого, библейского опыта предков. Стихи — пеплы сокровищ, Утрат и Обид, как и седые волосы, — знак старости и приближения смерти и мудрость, узнанная поэтом в поединке с жизнью, примета приближения к Богу: «Значит Бог в мои двери / раз дом сгорел!» Пожар всегда вызывает двойственные эмоции: страх перед разбушевавшейся стихией и радость освобождения. В стихах — огонь метафорический, связанный
