и следа волос на голове. Из носа и глаз постоянно течет. Это чувство, словно едешь на фестиваль обнаженной, и в таком виде придется встретиться с коллегами и знакомыми. Не хочу. Нет, хочу. «Литфест» в Умео – лучший литературный фестиваль. Я увижусь с Марией, с которой вместе училась, и с Анной, которая будет представлять Объединение писателей. А еще мне очень нравятся дневник Сири и рисунки Свена.
Но сначала мы хороним папу Матса. Единственная дата, которая подходит сестре Матса Луизе, – та самая пятница, когда я еду в Умео. Я отправлюсь в аэропорт Бромма прямо с похорон. Утром надо всех собрать и одеть соответственно случаю. Сложить вещи. Поехать в церковь. Непривычная ситуация – на похоронах найдутся те, кто захочет поговорить в первую очередь с Кристиной Сандберг, не со мной. Те, кто знает, что мы с Матсом женаты и что я написала книги о Май. Возможно, их и правда так затронули книги, и наверняка их интерес искренний, но получается, что в тени на похоронах мне ни за что не остаться. Придется выполнять социальные функции. Общаться. Возможно, говорить о моей болезни. «Ну, теперь-то ты здорова?» Улыбайся и отвечай: я чувствую себя хорошо, у меня все хорошо, отличное самочувствие – а как вы себя чувствуете? «Как сказать, не очень…» Честно говоря, я не знаю, что отвечать. Что я здорова? Не навлечет ли это новую болезнь? Если я буду самонадеянно верить в собственное здоровье, которому, в общем-то, уже нельзя доверять. Ни телу, ни здоровью, ни иллюзии защищенности… все теперь проходит сразу внутрь. Сквозь тонкую оболочку тела. Похороны получились очень красивые, но я на них как будто не присутствую. Если подпустить смерть слишком близко, я не выдержу. Только что в этом гробу лежала я. Мысленно. Все-таки свекор дожил до восьмидесяти двух. Это не худший жребий. Мне кажется, что ему, как и свекрови, в общем и целом, повезло в жизни. Лишь под конец свекор страдал от тяжелой болезни. Пожалуй, это длилось примерно столько, сколько я его помню, но качество жизни при этом было достойным. Каждый год родители Матса на три-четыре летних недели снимали квартиру в Симрисхамне[45], гуляли с собакой вдоль морского побережья, покупали бутерброды с салакой на рыночной площади. Всю свою взрослую жизнь они прожили вместе – в вилле на две семьи в Бромме, а потом в уютной съемной квартирке с видом на воду в Алвике. Никогда ни в чем не нуждались. Их брак казался крепким и счастливым. Двое взрослых детей, каждый из которых занимается в жизни тем, о чем мечтал, у обоих семья, дети. Я сравниваю их со своими родителями. Хаос и метания, развод, как следствие – ухудшение финансового положения. После развода мама какое-то время встречалась с мужчиной, но уже много лет живет одна, на свою небольшую пенсию. У нее нет ни водительских прав, ни машины, так что она редко путешествует. Но при этом умеет радоваться тому, что имеет. Довольна своей квартирой, тем, что можно слушать радио, подкасты, смотреть сериалы, фильмы, читать художественную и историческую литературу, следить за скандалами вокруг Трампа. Папины кратковременные отношения с женщинами. Но после расставания с мамой он всегда жил один. Для мамы Матса одиночество вот-вот станет настоящим испытанием, но она разделяет судьбу многих. Свекор провел в больнице чуть меньше двух лет. Последние годы его жизни дома свекровь самозабвенно ухаживала за ним, взяв на себя всю ответственность и заботы.
На похороны свекра я накрасилась слишком сильно. Мне это неприятно – комплекс верхушки среднего класса. Ты можешь делать сколько угодно пластических операций, покупать дорогую одежду, прически, мебель, недвижимость, машины, чудодейственные кремы и сыворотки – но яркий макияж все равно считается дурным тоном. Можно истерически худеть, носить дутые жилеты и кепки – неприличными считаются лишь некоторые признаки тщеславия, в то время как другие спокойно принимаются обществом. Мое лицо по-прежнему выглядит потерянным. Чтобы пережить эти похороны, мне нужна маска. Правда, смотрится она, конечно, странновато. Нарисованные брови, подводка вместо ресниц. Алая помада, румяна. Сэндвич с креветками и шоколадный торт. Сахар питает раковые клетки. Набор веса – побочное действие «Тамоксифена». «Вы работаете над новой книгой?» «Нет, не то чтобы…» Члены ее книжного клуба прочитали трилогию, но мои книги ни на кого из них не произвели впечатления. Мне об этом рассказала то ли свекровь, то ли сама эта родственница. Представляете, меня с детства учили быть вежливой – в ваше аристократическое воспитание вежливость не входит? Другие родственники, напротив, искренне интересуются, зовут в гости. Если бы все было как обычно, мы бы обязательно их навестили, но все совсем не как обычно. Матс обессилен и подавлен. Выбит из колеи. Это понятно. У него только что умер папа. После тяжелой продолжительной болезни. А есть еще моя болезнь и лечение. И Молиден. Меня ничто сейчас не утомляет так сильно, как социальные мероприятия. После них я чувствую колоссальную внутреннюю пустоту. Да, я довольно быстро начала замечать – что ни делай, это опустошает меня изнутри, если требует проявления социальных навыков. А многие, похоже, думают, что я как раз и существую для выслушивания всяческих рассказов о болезнях, смерти и душевных кризисах, вот именно в моем нынешнем положении, поскольку я все равно… Как там они рассуждают? «Раз она осенью прошла химиотерапию, ее наверняка взбодрят истории о тех, кому… еще хуже? Кто в той же лодке? Соседка, коллега, родственница…»
Нет, людей мне не выдержать. Только своих, и то с перерывами, чтобы восстановиться. Пополнить ресурс. Какое счастье, что есть свои люди.
При этом я продолжаю даже не бежать – нестись. Внутри себя, конечно. Давай, борись! Вперед! В феврале и марте… покачиваюсь на волнах радости – волосяные луковицы вернулись. Мне больше не надо прочищать катетер, химиотерапия позади. Непрерывно сморкаюсь в застиранный платок свекра, соединяюсь со своими стариками: с бабушками, с папой, со свекром. Наши глаза мокры, но я не плачу. Я подавляю слезы, иначе они загонят меня под одеяло, где я смогу спокойно полежать под легкий джаз. Увы, тогда окаменеют суставы, я начну набирать по килограмму в день, хотя буду есть меньше обычного, а жир провоцирует выработку эстрогенов… Так что надо быть осторожней: не располней, вставай, двигайся, восстанавливай здоровье, наращивай силу.
* * *
Направляясь от машины к церкви, я вижу, как идет свекор. В зеленой теплой жилетке, в кепке, ноги слегка расставлены.
Вот так же и папа шагал
