всерьёз ли заявил: «Если через полгода моей фамилии не будет в списках правительства, то знайте, что я сижу на ступеньках перед зданием правительства с тем транспарантом, который я здесь видел: “Удовлетворить требования шахтёров”».
Шесть из семи шахт Советского района Макеевки, где начиналась забастовка, вечером, 20 июля, приступили к работе. Районный стачечный комитет, убедившись в том, что принятые по Кузбассу решения будут распространены на всех угольщиков Украины, постановил: выйти на работу в третью смену. Представители макеевских шахтёров призвали к этому и своих товарищей в Донецке и других угольных центрах. Центр забастовочного движения из Макеевки переместился в Донецк. Сюда приехали полномочные представители стачечных комитетов всех шахтёрских городов области.
Почти всю ночь и весь день 21 июля трудились над выработкой взаимоприемлемого соглашения шахтёрский стачечный комитет Донецка (на заседание приехали представители стачечных комитетов шахтёрских городов Донбасса) и комиссия Совмина СССР и ВЦСПС, в которую вошёл ещё и председатель Совмина Украины В. А. Масол. После 30-часовых дебатов по всем 47 пунктам требований коллективов бастующих предприятий они пришли к соглашению.
В первом часу ночи переговорщики вышли к микрофону зачитывать по пунктам протокол о согласованных мерах находящимся у Дома Советов тысячам шахтёров. Первые девять пунктов получили полное одобрение. Когда коснулись вопроса о пенсиях, решение которого зависело, разумеется, только от Верховного Совета СССР, дело зашло в тупик.
До предела уставшим членам забастовочного комитета и комиссии Совмина СССР и ВЦСПС пришлось опять засесть за стол переговоров. Председатель забастовочного комитета А. Бокарев и его заместитель П. Побережный пытались наладить взаимопонимание с избравшими их шахтёрами. Однако голос двух-трёх десятков «крикунов» вопреки здравому смыслу брал верх над благоразумием тысяч людей и мешал принятию соглашения[67].
22 июля протокол согласованных мер между правительственной комиссией и Донецким стачечным комитетом был всё-таки подписан.
Протокол о согласованных мерах начинался словами: «Стачечный комитет и комиссия Совета Министров СССР и ВЦСПС констатируют, что в Донбассе в результате длительного отставания социальной сферы обострилось социально-экономическое положение. Это явилось следствием диктата и произвола министерств и ведомств, попустительства местных партийных, советских и хозяйственных органов, ухудшения снабжения населения продуктами питания и товарами первой необходимости».
Электрослесарь шахты № 21 объединения «Макеевуголь», член стачкома шахты А. Шмаков жаловался: «Мы не раз обращались к администрации по поводу упорядочения оплаты труда в вечернее и ночное время, но нам говорили: “Вопрос рассматривается в “верхах”. Сколько же можно дурачить людей?»
А вот, что говорил А. Русаков, забойщик шахты «Комсомолец»: «Многие шахтёры ещё живут в таких условиях, что если об этом снять фильм, то можно подумать: на дворе 1905 год» [68].
Щербаков В. И.: «Ситуация была тяжелейшая. На мой взгляд, шахтёры были почти стопроцентно правы в своих требованиях. Иногда, конечно, эмоции перехлёстывали, но это тоже было понятно.
В любой, самой тяжёлой ситуации, как правило, есть место и вопросы для разрядки. Вспоминаю несколько таких случаев. До выезда на забастовки я практически всю жизнь проработал в машиностроении и никогда не был в угольных шахтах, а угольные в Донбассе – вообще особый разговор: они очень узкие, 40–70 см, и “крутопадающие”, резко изменяющие траекторию по вертикали: почти перпендикулярно, то вверх, то вниз. Только потом ко мне пришло понимание, почему донбасские шахтёры на подземных работах не крупного телосложения, и жилистые, и без обычно висящих животов. Просто не пролезут в забой. И вот первый выезд в Донецк, на площади сидят примерно 10 тыс. забастовщиков со всех шахт региона (они посменно менялись – одни возвращались домой, вместо них приходили другие и весь разговор, эмоции и претензии начинались сначала). Мы двое суток беспрерывно ведём дискуссии и записываем все поставленные вопросы. Набирается больше сотни. Выбирается забастовочный комитет, и мы с ним уходим в зал для детального обсуждения. Вот здесь-то и я и начал попадать впросак.
Шахтёры требовали установить норму выдачи мыла 800 грамм в неделю. Надо же не только помыться, но и робу постирать. “Бабе стирать моё исподнее и то нечем!!” Сначала хотел им объяснить, что по закону о предприятии это они сами в колдоговорах с администрацией вправе устанавливать любые нормы. Посмотрел ещё раз на бушующие волны эмоций и решил, что такой разговор будет ошибкой, может выплеснуть совсем горячие страсти. Они конечно, мыла хотят, но не это главное в таких жёстких требованиях. Они хотят, чтобы с ними считались, уважали, им прежде всего нужна победа в конфликте с окружающим начальством и бюрократами, а уж потом мыло. Им нужна победа, и нужно доказать себе и окружающим, что могут согнуть всех, если захотят. Совмину СССР проще и полезнее для дела подыграть, согласиться и уступить, чем перевалить вину на Совмин республики и руководство шахтёров. Ладно, давайте выпускать пар постепенно, давайте поговорим.
Уточняю, в чём суть. Какая норма? Не хватает по норме или нет самого мыла? Никто не знает, кто, какую и когда установил норму. Невозможно понять, что происходит… Люди требуют мыла, уже неделю бастуют, крик, шум, эмоции, нервы, все правительства и партийные органы “стоят на ушах”, а никто даже не знает, кто утвердил нормы выдачи?!
За поставку мыла отвечал Совмин Украины. Зампред сидит сзади. Тоже не в курсе. Как же так? Ты же ехал на забастовку, основные требования шахтёров уже были известны. Ну, ладно, это тоже потом. Запрашиваю справку в отделе условий труда Госкомтруда: кто, какую и когда установил норму отпуска мыла шахтёрам? Оказалось, норму в 400 грамм в неделю в 1938 году утвердил Наркомат труда СССР. Говорю: “Ну, мужики, норму мы сейчас отрегулируем”. В переднем ряду сидит пожилой человек, на вид лет 70–75. Спрашиваю: “Отец, вы шахтёр?” – “Да, – отвечает, – всю жизнь под землей”. – “Сколько грамм выдавали при царе?” – “Говорят, грамм 700”. – “Ну, мужики, царь 700 грамм давал, а вы от советской власти хотите 800 грамм. 50 лет хватало 400 грамм, а теперь удвоить? Давайте договоримся: 500 грамм, а мыло привезёт Совмин Украины. Вот В. Фокин здесь, он подтвердит. Договорились?” Только зампред Совмина Украины, за спиной шипит: “Где я столько мыла возьму?! И старую-то норму не закрывали!” – “Да бери где хочешь! Кстати. Приготовь-ка ответ на Совмин СССР: почему Украина увеличила экспорт казеина в 2 раза? Кости варите на казеин, а не на мыло?” (я, конечно, готовясь к вопросу, спросил приятеля, что ещё можно производить из костей кроме мыла. Но ведь украинский коллега этого не знал, зато больше никогда со мной не спорил, даже через пару лет, когда был председателем Совмина Украины,
