расстоянии. Течение не особо сильное. Я должен увидеть ее или хотя бы ее парящее голубое платье – даже на расстоянии, даже под водой.
Страх, наполняющий меня, холоднее, чем море. Наверное, здесь где-нибудь быстрина. Она подхватила женщину и унесла в открытый океан.
Поднимая брызги, я кое-как добираюсь до берега и босыми ногами шлепаю по тропинке. С верхней точки скалы я вижу болтающийся на воде буй. Ни машущей руки, ни вздувшейся синей оболочки, скрывающей безжизненное тело. Она исчезла. Не утонула – потому что где тело? – а просто испарилась. Я забегаю в дом, хватаю мобильный телефон и набираю 911. Оператор говорит очень спокойно, но мне кажется, она не сильно торопится, так что мой голос срывается от нервов.
– Сэр, – говорит она. – Дышите, пожалуйста, спокойнее.
Ожидание кажется вечностью, но через час ко мне приезжают.
Сотрудник береговой охраны огибает берег на моторке, периодически что-то выкрикивая. Я рассчитывал на что-то более обстоятельное. Когда солнце опускается ниже, он прочесывает бухту и ближайший участок открытого моря, но ничего не находит. Он причаливает, когда на берег опускается тьма. Мужчина пожилой, с обычной для этих мест кожей – коричневой и будто подсушенной на солнце.
Я задумываюсь, не было ли его в тех лодках, когда обнаружили женщин из бочек.
– Вы уверены, что это был человек? – спрашивает он. – Может, просто болтавшийся на волнах пластиковый пакет? Вода может сыграть со зрением злую шутку.
– Уверен. Она звала на помощь – я видел и слышал ее очень отчетливо.
– Ну… Единственный способ оказаться в бухте – это пройти через ваш коттедж, верно?
– Да.
– Она должна была пройти прямо у вас перед глазами.
– Да… Верно.
– Если только она не упала в море с лодки. Но ни о чем таком нам не сообщали.
– Понятно, – раздраженно говорю я. Понимаю, что он делает. Я проворачиваю то же самое со своими худшими учениками на уроках классической американской литературы. Заставляю их вслух перечислить факты, чтобы логика сама убедила их в ложности их же утверждений.
– Каждый год бывает пара-тройка подобных звонков, – говорит он. – Русалки, сирены… Люди хотят в такое верить.
– У этого места есть душа, – замечаю я.
– Это правда, – соглашается он и смотрит на меня с некоторым интересом.
– Вы работали здесь, когда нашли женщин в бочках?
Его лицо становится холодным:
– Вы придумали эту историю про тонущую женщину, чтобы вызвать меня и поговорить об этом? Да вы отчаянный парень.
– Нет! – в ужасе говорю я. – Конечно, нет!
– У нас тут постоянно ошиваются такие как вы. Имейте в виду, вас могут задержать за ложный вызов и нецелевое использование сил береговой охраны.
Не уверен, что это правда.
– Она была там, – настаиваю я. – Я ее видел и слышал.
– Всего хорошего, – говорит он таким тоном, будто желает мне ровно обратного.
После его ухода я еще какое-то время гляжу на луну над бухтой, прежде чем ночной холод, пронизывающий насквозь, не гонит меня домой. Я просто раздавлен. Она мне не привиделась, я уверен.
Мое состояние предполагает только визуальные галлюцинации. Я не могу ничего слышать или чувствовать, доктор говорил об этом весьма определенно.
И я слышал ее голос: «Спасите!» Я убеждаю себя, что всегда мог отличить, что реально, а что нет.
И еще одна мысль буравит мой мозг, как язык гнилой зуб: я откуда-то знаю эту женщину. Надеюсь, она не умерла.
На кухне я греюсь у плиты и устало снимаю промокшую одежду. Нельзя ее портить, я взял с собой только пару вещей. Из нас двоих только у Эмили есть деньги. Мое сердце тоскливо екает. Развод – такая деструктивная вещь. И дорогая. Я могу избавить ее от этого.
После бесконечного рытья в шкафах и тумбочках и одного инцидента (я случайно запер себя в кладовке под лестницей) наконец нахожу деревянную вешалку. Я развешиваю на ней мокрую и одежду и ставлю перед плитой сушиться. Даже несмотря на ужасный день, чувствую легкое удовлетворение, что справился с этой маленькой бытовой проблемой.
* * *
Я выдергиваю себя из неглубокого сна, сражаюсь с простынями и пытаюсь прогнать сновидение, в котором меня душит синяя ткань. Меня захлестывает то же чувство дежавю, которое я испытал накануне вечером. Прежде всего в связи с ней, да, но и вообще всю эту сцену я как будто уже переживал или видел во сне: ее колышущееся платье, крик о помощи, моя попытка спасти ее из холодной воды. Я гляжу в темноту, и сердце колотится в груди. Кто она? Куда делась? И откуда я ее знаю? Эти мысли грызут меня, пока рассвет не протягивает из-за штор свои бледные пальцы и не приходит время снова проживать очередной муторный день.
По рассветному небу пробегает строчка из черных черточек и ромбов.
Мои высохшие брюки, белье и рубашка затвердели до хруста, приняв форму вешалки, когда я их снял. Но мне кажется, их еще можно носить. А вот ремень испорчен. Влажная кожа сморщилась и полностью окаменела.
Я звоню Эмили.
– Да, Уайлдер, что такое? – Судя по звуку, она в ресторане или еще в каком-то людном месте, что странно, ведь Эмили не любит выходить из дома до полудня. Или, может, это я не люблю. Так работает брак – вы потихоньку врастаете друг в друга.
Я беззаботно отвечаю:
– Привет, дорогая!
Повисает чудовищная тишина, разверзая пучину ужаса и сожалений. Кто-то должен ее нарушить, так что это делаю я.
– Я хотел у тебя кое-что спросить. – По крайней мере, мой голос звучит относительно нормально. В нем нет ни горечи, ни злобы. – Вчера в Кастине у меня произошла странная встреча. Одна девушка как будто узнала меня, но я не смог ее вспомнить. Я подумал, может, она из города? Или отсюда, а мы встречались с ней в городе…
Эмили вздыхает.
– Опиши.
Момент был сложный, но она никогда не могла устоять перед сплетнями.
