– Поэтому ты предпочитаешь рисковать моейжизнью! – возмущенно пробурчала Лола.
– Тебе совершенно ничего не грозит! И вообще, берипример с него, – Маркиз указал на третьего участника сцены, который молчасидел в глубоком кресле, не издавая ни звука, – вот кто больше всехрискует, а ведь не жалуется и не качает права, как некоторые!
– Вот и работай с ним! – фыркнула Лола,покосившись на молчаливого свидетеля их перебранки.
– Он кофе варить не умеет, – жалобно проговорилЛеня, – а ты очень хорошо варишь! Лолочка, свари еще кофейку, а то в сонклонит – просто ужас какой-то!
– Ты что, думаешь, если загримировал меня под Анфису,так я тебе и кофе сварю, как она? Хвалил ее кулинарные способности – вот к нейи обращайся!
– Где же я ее возьму? – Леня тяжело вздохнул инаправился на кухню. – Придется самому варить, раз уж ты не в настроении!
Он включил кофемолку, мелко смолол ароматные зерна, засыпалих в медную джезву и поставил ее на огонь.
Подходил к концу второй день их пребывания на дачеПтичкиных, и совершенно ничего не происходило. Накануне они с Лолой нервничали,вздрагивали от каждого шороха, то и дело вглядывались в окна и принимали каждуютень, каждого человека, прошедшего по дороге мимо забора, за таинственногоубийцу, но ко всему привыкаешь, и им надоело волноваться. На второй день своейзасады они стали гораздо спокойнее, Маркиз перелистывал старые журналы, Лолавспоминала драматические монологи из когда-то сыгранных спектаклей, да время отвремени они лениво переругивались. Джульетта большую часть времени мирнопосапывала под креслом. Как у всякой дамы в интересном положении у неечередовались периоды сонливости и нервного возбуждения.
Леня выпил еще одну чашку кофе, то ли шестую, то ли седьмуюза этот день, но она совершенно его не взбодрила.
Он вернулся в комнату и снова раскрыт журнал.
– А еще тут пишут, что в двухтысячном году у каждойсемьи будет свой собственный летательный аппарат… Хоть маленький, но свой!Лолочка, у тебя есть летательный аппарат?
– На что это ты намекаешь? – повернулась к немуЛола. – Это у Анфисы твоей личное помело, на шабаш летать!
– Ну такие летательные аппараты у большей части женщинеще в средние века были, – протянул Леня, – прогресс тут ни при чем!
– Ну что, – Лола поглядела на часы, – долгоеще мы будем тут воду в ступе толочь?
– Часов до десяти надо подождать, – ответил Леня,переворачивая журнальную страницу, – нужно довести дело до конца…
– Признайся уж, что эта идея с самого начала былаидиотской! – Лола снова начала накаляться. – Два дня сидим в этоймышеловке, изображая кусок сыра… Любой сыр за это время зачерствел бы! А твояобожаемая Анфиса сейчас наверняка плещется в ванне с ароматной пеной…
У, ворона! А нам здесь приходится торчать в антисанитарныхусловиях! Ванну на даче сделать не могла, швабра старая!
– Лолочка, – проговорил Леня примирительно, –твои ревнивые нотки совершенно неуместны и даже оскорбительны! Как ты моглаподумать, что я могу заинтересоваться такой женщиной?
– Ага, а сам на ее бюст пялился! – воскликнулаЛола, но тут же опомнилась: – При чем тут ревность? Ревность тут абсолютно нипри чем! Мы с тобой что, муж и жена? Мы с тобой – сотрудники… Тьфу, соратники…Или напарники… Ну или компаньоны…
– Напарник, а кто будет готовить ужин?
– Ну ладно, так и быть, – Лола встала и двинуласьна кухню – так и быть, посмотрю, что там можно приготовить!
– Только недолго, – Леня открыл следующийжурнал, – представляешь, а здесь пишут, что в двухтысячном году у каждойсемьи будет свой персональный кухонный робот!
– Вот пусть тебе робот и готовит ужин, –огрызнулась Лола, – а вообще, я думаю, что они имели в виду жену.
Лола открыла морозилку. Вообще говоря, она давно уже неготовила сама и почти разучилась это делать, но для Лени она готова была намногое. На многое, но, конечно же, не на все.
Действительно, не чистить же сейчас овощи! Руки после них неотмоешь! И рыба – она так пахнет!
Лола отложила в сторону вакуумную упаковку форели иостановила свой выбор на готовых отбивных, которые достаточно было положить вмикроволновку и разогреть. Она вскрыла упаковку острым, лазерной заточки ножом,выложила отбивные на тарелки и поставила в печь.
Решив, что совершила как хозяйка очень большое усилие,граничащее с подвигом, она поставила таймер микроволновки на десять минут ипошла в кладовку выбрать бутылку вина к ужину.
Дело в том, что на даче у Птичкиных было очень многозамечательного домашнего вина. Георгий Андреевич, как настоящий прирожденныйхимик, не мог остаться равнодушным к самому традиционному разделу прикладнойхимии – виноделию и самогоноварению. Если его великий предшественник Менделеевсделал неоценимый вклад в производство водки, так что его даже увековечили наэтикетке одного из популярных сортов, то Птичкин специализировался наизготовлении вина из подручного сырья – садовой малины, смородины, крыжовника ияблок.
Накануне, в первый день ожидания, Лола и Маркизпродегустировали разные виды домашней продукции выдающегося химика, и самоесильное впечатление на Лолу произвело замечательное малиновое вино, точнее, невино, а наливка, не уступавшая по вкусовым качествам горячо любимым Лолойзнаменитым ирландским сливочным ликерам.
Правда, Леня настаивал на том, что им нужно сохранять свежуюголову, и они дегустировали домашние вина буквально наперстками. Теперь же Лоларешила, что с засадой у них вышел полный облом, и поэтому вполне можно выпитьпобольше замечательного малинового вина. Она взяла с полки темную, слегказапыленную, как в настоящем винном погребе, бутылку, осторожно обтерла с неепыль и направилась в комнату.
– Отбивные будут готовы через десять минут! – проговорилаона с порога.
Леня ничего ей не ответил.
В первый момент Лола не почувствовала беспокойства. Онанеторопливо шла по чуть поскрипывающему крашеному дощатому полу, сжимая в рукетяжелую прохладную бутылку, и предвкушала тихий спокойный ужин, неторопливыйразговор…
И вдруг, в вечерней полутьме, постепенно заливавшей комнату,она увидела журнал на полу.
Лола не видела от дверей третьего, терпеливого инеразговорчивого участника засады, который сидел в глубоком кресле спиной кней, но журнал, который он только что держал в руке, валялся на полу.
Может быть, он просто уронил его?
Может быть, но сердце Лолы бешено забилось, она напряглась,тверже сжала в руке тяжелую бутылку, крадучись обошла тяжелое кресло.
Худощавая мужская фигура безвольно полулежала в кресле,уставившись в потолок широко открытыми неживыми глазами. Горло было от уха доуха располосовано огромной, аккуратной, как хирургический разрез, раной.
