Она мучительно перевела дух.
— Оставь меня в покое и никогда не лезь больше! — крикнула Катя в лицо Максиму.
— Да пошла ты… — яростно прошипел он.
Максим с силой сжал кулаки, развернулся и зашагал к брошенной на дороге машине.
Катя опустилась на верхнюю ступеньку крыльца и уткнулась в дрожащие колени.
Прерывисто вздохнула и прикрыла сухие глаза.
«Поплакать бы, — отрешенно подумала она, — но слезы куда-то подевались. Почему-то когда очень надо, слез никогда нет».
Катя заглянула к себе в душу и ужаснулась. Там зияла черная выжженная пустота.
* * *
На следующий день, в субботу, Катя решила выкопать картошку на участке бабы Любы, а свой участок оставила на воскресенье.
Она подняла дочку с утра пораньше, накормила завтраком и отвела к бабе Любе. Сама есть не стала, выпила стакан чая с конфеткой.
После вчерашней ссоры с Максимом Катя не могла смотреть на еду. Она с удовольствием бы поплакала, но слезы к ней так и не вернулись.
Катя вздохнула. Мало переживаний, так еще и у бабы Любы вчера вечером резко скакнуло давление. Не до критических цифр, но все же…
«Вот упрямая старуха! Сжала она всю ботву! Ну и нате вам, слегла. Крутилась я около нее до полночи! Помогла мне, называется!» — сокрушалась Катя. У нее от досады даже испарина на лбу выступила. «Как я теперь картошку одна копать буду?! Ни разу не копала!»
Она строго-настрого запретила старой женщине с Сонечкой приходить на огород. А гулять, если они захотят, разрешила только во дворе дома.
Катя неловко орудовала садовыми вилами в комковатой слежавшейся земле. С ожесточением вонзила их под очередной картофельный куст: раздался сухой хрусткий щелчок сломавшегося черенка.
Она похолодела.
«Вот и выкопала картошку, всего три ведра и успела собрать!» — охнула Катя.
Она растерянно обвела глазами участок с лишь несколькими рядками пустых ямок.
Расстроено уселась на перевернутое ведро и замерла.
Стояло прохладное сентябрьское утро. Из-за горизонта поднимался ослепительно оранжевый диск солнца, небо без единого облачка сияло пронзительной голубизной.
«Небо надо мной — цвета глаз Максима, — с горечью заметила Катя. — Мне отвыкать от него надо, а я не могу себя заставить. И слез нет. И сон пропал».
Она вздохнула, подняла сломанные вилы и поплелась к Кольке-трактористу на Верхний порядок.
* * *
Колька-тракторист орал на всю улицу: какая Катя неумеха, и, если руки у нее не из того места растут, нечего за вилы хвататься!
Она молчаливо терпела. Покричав вволю, он обмяк.
Сменил черенок у вил и на всякий случай выдал Кате во временное пользование еще и свои вилы с обязательным возвратом.
— Ты с дури-то не налегай на черенок и глубоко в землю вилы не вонзай, — растолковывал Колька-тракторист. — Осторожненько корень-то переворачивай, с нежностью. Приспособишься! Умеешь, поди, с нежностью! — Он скабрезно подмигнул.
После его «науки» дела у Кати пошли веселей.
Она не ходила обедать, как баба Люба ни настаивала. Знала, что если зайдет в дом, то пойти снова на огород не сможет.
Вечернее солнце подкатилось к горизонту, когда Катя ссыпала последнее ведро картошки в холодный глубокий погреб бабы Любиного сарая.
Старая женщина, увидев входящую в дом Катю, схватилась за сердце:
— Погляди на себя в зеркало! Одни глазищи запавшие зыркают. Не поела за день ни разу, ни чая не попила! — баба Люба всхлипнула. — Меня в постель болезнь уложила, и ты около меня улечься хочешь! А Сонюшку на чьи руки скинем?!
— Все нормально, баба Люб! Закончила я с твоей картошкой. Есть не хочу, лучше полежу немного.
Катя скинула старенькую выцветшую фуфайку, сняла резиновые сапоги и прошла в комнату. Тяжело прилегла на край кровати.
Старая женщина смотрела на нее мокрыми от слез глазами.
— Все я вижу, не гляди, что старая! — зашептала она дрожащими губами. — Утром вчера ты унеслась на работу на своем драндулете, прямо светилась вся. А вечером… — Баба Люба махнула рукой и отвернулась.
Катя молчала.
Старая женщина, не дождавшись ответа, продолжила:
— Видела я в окошко, как Максимки твоего машина на дороге стояла, да немного погодя укатила. А потом ты зашла домой. Может Наталью вызвать? — перешла баба Люба на вкрадчивый шепот: — Мать она тебе! Приехала бы, поговорила с тобой. Ну-ка, спихнула дочь с дитем в деревню, и сердце не болит!
— Нет, не надо, — прошелестела сухими губами Катя. — У мамы сейчас с близнецами много проблем, учеба в университете началась. Да и на работе у нее забот хватает, после летнего отдыха детей в сад повели. А потом, я с мамой и так каждый вечер по сотовому телефону разговариваю.
Она подняла на бабу Любу измученный взгляд:
— Не спрашивай меня ни о чем, ладно? Я позднее сама все расскажу, а сейчас не могу. Прости меня, пожалуйста.
— Встала и поела! Хоть давись, а ешь! И чая чтобы попила, — сердито скомандовала старая женщина, будто и не плакала минуту назад, и примирительно добавила: — Я к Сонечке в залу пойду, что-то притихла она. Опять, наверное, Шерри «лечением» замучила!
* * *
А в воскресенье утром, как только взошло яркое солнце, приехал Дима.
— Эй, помощники нужны?! — шутливо крикнул он Кате, которая кряхтя и морщась, подкапывала вилами третий ряд картошки на своем участке.
После ее вчерашнего ударного труда любое движение отдавалось болью во всем теле, а в голове после очередной бессонной ночи поселились пустота и звон.
Катя помахала Диме рукой и вымученно улыбнулась. Он мягко отобрал у нее вилы и заставил отдыхать. Она примостилась на перевернутом ведре, сняла грязные, в земле, нитяные перчатки.
— Тебе баба Люба позвонила? — поразмыслив, спросила Катя.
— А кто же еще? — не стал отпираться Дима.
Он сочувственно поглядел на нее и вздохнул.
— Зря она это сделала! Я сама бы справилась. Я уже втянулась, честно!
Катя попыталась встать и болезненно поморщилась.
Дима внезапно улыбнулся и попросил:
— Переоденься и сходи за селедкой в магазин к Оксанке. Очень вкусную селедку на развес завезли! Жирную, малосольную! — он плотоядно закатил глаза и облизнулся. — А я быстро тут управлюсь. У меня с детства техника уборки картофеля отработана! Через два часа будем уже жарить картошку вот в такой сковороде! — он широко расставил руки.
Катя возмущенно заартачилась. Ей еще воду в баню носить нужно и, вообще, картошку она должна сама копать, а не тревожить всех подряд.
