крыло ночи, было слепо, без звёзд и луны, которая скрылась за облаками. Но зато в воздухе трепетали лёгкие крылышки тысяч сияющих нежно-сиреневым светом мотыльков.
Они кружились друг с другом, танцуя свой плавный, чарующий танец.
И двоим, стоящим на балконе, казалось, будто они тоже парят среди прекрасных невесомых созданий. Онар смотрела на мотыльков, а Вэриат на их отражение в её глазах. И время остановилось для них на эту ночь. По крайней мере, обоим так казалось.
— Кто бы мог подумать, — сказал Вэриат, — что тьма может таить в себе столь прекрасный свет…
— Это уже не тьма, — ответила царевна, — свет разогнал её.
Он печально улыбнулся, его версия ему нравилась больше.
— А что произойдёт с тьмой, если она полюбит свет и захочет находиться рядом? — он взял Онар за руку, и она обратила к нему своё беленькое личико.
— Думаю, тогда ей придётся погибнуть и раствориться в свете, — последовал ответ.
Вэриат отпустил её руку и отошёл в сторону. Он, стоя в тени, наблюдал, как на волосах девушки мерцают огни от крыльев мотыльков. Она стояла в кругу света, но вдруг обернулась и шагнула к Вэриату. Странно, но тьма не расступилась с её появлением, и они уже вдвоём смотрели на свет, стоя в тени…
Он поцеловал Онар в макушку, и она подняла на него удивлённый, широко распахнутый взгляд.
Кто был прав в недавнем разговоре, было уже неважно. Вэриат почувствовал, как её пальцы сплелись с его, и легонько сжал ручку Онар.
Глава тридцатая
Утро выдалось солнечным, но ветреным. Замок Вэриата, об который с шумом разбивались ветра, непоколебимо стоял на уступе горы, а обрыв, обычно зияющий чёрной зловещей пастью, сегодня, словно облаками, был укрыт густым белоснежным туманом, поэтому Ра, когда она смотрела в окно, казалось, что Замок четырёх стихий парит в небе. Её не покидало странное чувство, будто она что-то упустила, забыла или не понимает. Ей было странно, даже невероятное спокойствие и лёгкость, которая посетила её этим утром, отчего-то настораживала.
— Это сон, вот и объяснение, — шепнула Ра, и пальцем провела по ледяному узору, что появился на стекле окна. — Сон красивый, но почему-то тревожный.
«Тревожный? Я так не думаю, напротив, сон этот добр» — прозвучал за спиной Ра прекрасный голос.
Она обернулась. Её комната стала незнакома ей. Здесь не было мебели, пустое пространство заполняла темнота, а чёрные стены уходили далеко вверх. Посреди комнаты, на массивном золотом троне, положив изящные руки на подлокотники в виде драконьих голов, восседала сама богиня кошмаров.
«Вот мы и встретились вновь, Ра. На этот раз я пришла с миром, девочка. Тебе не грозит ничего. Даже если бы и хотела тебя погубить, то пока я являюсь в твои сны, а не ты попадаешь в мой мир, тебя вряд ли постигнет смерть. Мне пришлось бы постараться, чтобы у тебя от страха разорвалось сердце. Да и сложность в том, что ты как-то узнаёшь, что спишь. Обычно люди не догадываются, что видят сон».
— К чему ты всё это? — Ра села на подоконник и приготовилась к разговору.
Чувствовала ли она страх? Отнюдь, ей было интересно. Случись всё наяву, Ра не была бы так смела, пусть сейчас и понимала, что для Карнэ разница меж сном и явью не так значительна, как для людей.
«С моим сыном ты тоже стала разговаривать, как с равным?» — Карнэ перекинула на плечи локоны своих длинных волос и улыбнулась, пытаясь скрыть этим своё недовольство.
— Нет, — невозмутимо ответила Ра, — но к Вэриату у меня странное отношение. Я опасаюсь его, хотя не вяжется он в моём представлении с монстром, которого все боятся. Мне кажется, что на самом деле в нём есть доброта.
«Есть люди с добрым сердцем, которые, чувствуя в себе свет, могут с большей ясностью различать тьму и свет в чужих сердцах. Но свою доброту они затмевают тем, что больше смотрят на зло, осуждают его и ставят себя выше тех, кем завладела тьма. Есть другие, которые, благодаря внутреннему свету видят сияние и в других, думают, что все люди такие же, как они. И погибают, неожиданно для себя столкнувшись с жестокостью мира. Неужели ты относишься ко вторым?»
— Нет, скорее к тем, которые стремятся к свету, стараются разглядеть его и в людях, при этом, не закрывая глаза на тьму.
Карнэ окинула её взглядом, в котором читалось теперь не только превосходство, лукавство и злоба, но и внимательность.
«Люди, подобные тебе, видят мир не таким, какой он есть на самом деле».
— Мир для каждого разный.
«А как же истина?»
— Если мир для каждого свой и является правдой, то истина, это то, что позволяет этому существовать.
«Хороший ответ, — Карнэ поднялась, села на подлокотник, закинула руку на спинку трона и, постукивая ногтями по золоту, спросила: — Значит, в моём мире ты тоже могла бы разглядеть свет?».
— В тебе я вижу, разве что, боль… — Ра стало грустно и страшно.
Она сама до конца не понимала, почему так ответила, а Карнэ молчала, и тишина заполняла собой всё, сотрясая стены своим оглушительным звоном.
«Довольно бесполезных разговоров, — подошла она к Ра и трон, а так же вся комната, исчезли. Теперь богиня с девушкой оказалась на заснеженной вершине горы. — Лучше скажи, хочешь ли ты сбежать из замка и вернуться к себе домой?»
Ра задумалась, пожала плечами.
— Всё-таки, да.
«Зачем? Почему?»
— Мама с братом могут вернуться. Они даже не знают, что со мной.
«А у Вэриата тебе плохо?»
— Нет, мне нравится здесь.
«А мне вот в моей тюрьме плохо, больно и одиноко, — Карнэ взяла горсть снега, а потом позволила белым хлопьям упасть с её ладони и улететь в холодную даль. — Я хочу выйти, не думай, что рвусь на свободу ради того, чтобы уничтожить мир. Я тоже хочу вернуться туда, где могу встретить своих родных. Мой сын в вашем мире. Что мне сны? Что посещения Вэриата моей тюрьмы? Хочу обнять его, в действительности, а не находясь в бездне. Помоги мне, Ра, взамен я, когда буду править миром, наделю тебя властью. Дам в дар тебе, что попросишь. Хочешь, будешь владеть магией, хочешь, станешь жить в собственном замке, хочешь, твоя жизнь будет длиться сотни лет, без старости, болезней и нужд! От тебя требую лишь верности. Согласна ли ты служить мне?»
— Нет.
«Ты видимо не поняла или плохо подумала, Ра», — начала Карнэ ласковым голосом, но она перебила её:
— Я хочу
