в лавку. Чужган поспешил к покупателю, урядник направился в избу.
В лавке была Левеитеиха. Она купила табаку, керосину, полфунта сушек.
— Не знаю, что со мной случилось, ничего в горло не лезет, — приговаривала Левентеиха. — Может, сушек помочу и поем в охотку… Они у тебя мягкие, сушки-то?
— На вид твердые, а в чай опустишь, сами во рту тают, — расхваливал свой товар Чужган. — Бери, не сомневайся… Стары вы с дедом стали, приняли бы кого в дом. Неужели не найдете человека?
— Дед еще зимой хотел Сакара в дом взять, да я уговорила его повременить, думала, сами пока еще с хозяйством управимся… А теперь придется взять.
— Сакар — хороший парень. И охотник хороший. До сих пор о нем ничего не слыхать? — спросил Чужган.
— Нынче утречком вернулся.
— Отпустили?
— Отпустили. На нем же никакой вины нет.
— Хорошо, очень хорошо, — обрадовался Чужган.
Левентеиха поплелась домой, дед Чужган со всех ног бросился в избу.
— Прилетела птичка! — крикнул он с порога уряднику. — Сакар у Левентея.
Добравшись на рассвете до родных мест, Сакар сразу же пошел к деду Левентею. Самого деда дома не было. Наскоро поев, Сакар лег спать и проспал до вечера.
Дед-Левентей подумал, что Сакара освободили по мирскому пригбвору, и поэтому Не счел нужным молчать о его возвращении. В мгновенье ока весть о том, что Сакар вернулся, облетела деревню.
Когда Сакар проснулся, Левентеиха уже приготовила овсяную кашу. За ужином Сакар принялся расспрашивать, что произошло в деревне без него. Дед Левентей рассказал про то, как Макар Чужган женился на Чачи. Вдруг в окне показалась голова урядника.
Сакар бросил ложку, выскочил во двор. Но в воротах, загородив выход, уже стоял урядник. Сакар — в огород, но. там его поджидали два стражника. Он оглянулся по сторонам: дом деда Левентея окружали люди. Почти все они были лопнурские. Сакар увидел Макара Чужгана. Как ястреб, налетел Сакар на него. В другое время он одной бы рукой отбросил Макара, но теперь он очень ослабел за пять недель, проведенных в тюрьме. Макар, падая, увлек его за собой.
Тут на Сакара навалились стражники, скрутили руки, опутали веревкой. Подбежал урядник, его тяжелый кулак два раза опустился на голову Сакара, стражники несколько раз ударили его прикладами в спину.
Крича и ругаясь, стражники подняли его и повели-со двора, подгоняя пинками и кулаками.
Дед Левентей и Левентеиха в оцепенении стояли н. а крыльце.
Вместе с Варламом Яковлевичем в Морки поехал и дед Чужган.
Вечером урядник привел пьяницу дьячка. Они сидели, пили, Варлам Яковлевич хвастался, как он ловко поймал Сакара.
— Так, значит, поймал? — пьяным голосом говорил дьячок. — Pereat mundus et fiat justitia![25] А вот скажи, Варлам Яковлевич, какая тебе польза с того, что ты его поймал?
— Как какая польза? — удивился урядник. — Наша служба такая, начальство приказало, я и поймал.
— Начальство получит чин, награду, а тебе что дадут? Самое большее — десять рублей, ну двадцать. Да и то еще это на воде вилами писано. А ты, борода, — повернулся дьячок к старику Чужгану, — сколько дашь, чтобы твоего сына дома оставили?
— Триста рублей не пожалею!
— Вишь, какая прорва денег! — подмигнул дьячок уряднику. — Тебе за такие деньги целый год служить. Хочешь получить из них сотню?
— А остальные кому? — спросил Варлам Яковлевич.
— Сотня мне за мой ум и совет. Сотня, значит, тебе. И сотня стражникам и прочим, кого требуется подмазать… А ты, Осип Кондратьевич, здорово выгадаешь. Конечно, доктор забракует твоего Макара за сотню. Но война скоро не кончится, потребуют твоего сынка опять на комиссию, и плати еще сотню или больше. Один бог знает, сколько таких комиссий будет. А мы с комиссиями раз и навсегда покончим, отправим твоего сына в солдаты — и все.
— Зачем же тогда деньги платить? — растерянно спросил дед Чужган.
— Испугался? Ха-ха-ха… Не бойся, мы вместо твоего Макара определим в солдаты другого человека.
— Разве можно так сделать!
— Все можно, лишь бы были ум да деньги!
— Чего врешь, теперь нельзя нанимать заменщика, — возразил Варлам Яковлевич.
— Зачем его нанимать? Мы его нанимать не будем. Ты когда отправляешь пойманного арестанта в Царевококшайск?
— Завтра.
— Так вот, ты сам его веди.
— Зачем? Стражники отведут.
— По дороге он опять попытается бежать. Понятно? При попытке к бегству что надо делать? Стрелять. Арестанта пристрелили, труп зарыли в землю — конечно, предварительно составили акт — и дело с концом. Больше про него никто не вспомнит.
— Понятно, — усмехнулся урядник.
— Имя его умрет, а сам он превратится в Макара Чужгана. Ты ему, конечно, должен хорошо втолковать это. Отведешь его в присутствие, скажешь, что, мол, поймал дезертира. Если он что не так станет говорить, объяснишь: он, мол, черемис, по-русски не понимает.
— Так Сакар по-русски ни слова не знает, — вставил дед Чужган.
— Это совсем хорошо! Значит, дело верное. Только ты, Варлам Яковлевич, подбери себе помощников потолковее, а ты, старик, свозишь сына в Царевококшайск для отвода глаз. Когда вернешься, скажешь в деревне, что сына забраковали. Старшего писаря подмажешь, он отметит в бумагах, что твой сын взят в солдаты. Ну, а чтобы соседи молчали, придумаешь сам что-нибудь.
— Они у меня вот где, — сказал дед Чужган и потряс кулаком.
Через неделю Макар вернулся из Царевококшайска. В солдаты его не взяли, забраковали.
А еще через неделю прошел слух, что Сакар снова пытался бежать, да неудачно, и что стражники пристрелили его в ронгинском лесу…
7
Услышав о гибели Сакара, Григорий Петрович в тот день долго ходил по комнате из угла в угол. Смерть Сакара он воспринял как новый укор себе. «Вот и Сакар не захотел терпеть неволи, — думал Григорий Петрович, — и погиб, пытаясь вырваться на свободу…»
В это время сторож принес из волостного правления и отдал Григорию Петровичу два пакета.
Одно письмо было из церковной канцелярии. Григорий Петрович начал с него. «По поручению архиерея была произведена проверка правильности выписки из церковной книги моркинской церкви, выданной Макару Чужгану. Отец благочинный распорядился считать сию выписку действительной…»
Благочинный взял из моркинской церкви книгу, обнаружил, что лист за соответствующее число вырван, и потребовал объяснений от попа. Моркинский поп не помнил, венчал он Макара и Чачи или нет, не мог даже вспомнить их лиц, но, увидев в выписке о венчании свою подпись, сказал, что обвенчал их. Благочинный стал допрашивать пьяницу дьячка, делавшего выписку, но дьячок клялся всеми святыми, что, когда он делал выписку, лист в книге был на месте…
Благочинный сделал внушение
