торчали ноги. Взрослым тоже иногда приходилось играть в детские игры. Оля часто доедала еду только после обещания бабушки принять ее в команду чистых тарелок.
В 1965 году для того, чтобы я побыстрей написала кандидатскую диссертацию, Лёня, пожертвовав собой, поехал с Олей и с последней нашей няней Марфой Никаноровной летом в Светлогорск под Калининградом на Балтийское море. До обеда время проводили на пляже, купались и играли всегда в одну и ту же очень интеллектуальную игру: Лёня прятал в песок палочку, а Оля должна была ее найти. Пока она ее искала Лёня отдыхал, а потом все начиналось сначала. После обеда Лёня ходил в магазин, а затем играть в волейбол.
Олю брала на себя Марфа Никаноровна. Она иногда мне снилась, даже когда мы уже приехали в Америку. Мы с ней хорошо ладили. Потом она ухаживала за моей бабушкой Любовь Петровной до ее кончины. Я за этот месяц совсем перетрудилась. Отдав читать диссертацию Сосу Исааковичу, я решила, что если он сделает хоть одно замечание, то я уже исправлять ничего не смогу. Он вернул мне мою работу без замечаний. Не исключено, что у него просто не было времени ее читать. Правда, недавно Софья Захаровна Миндлин в нашу с ней последнюю встречу в Бостоне в 2015 году сказала, что он прочёл мою работу. Просто он читал очень быстро. Стали искать типографию, чтобы напечатать автореферат. Помог Лёнин двоюродный брат Зиновий Абрамович Фонштейн, крупный полиграфист, директор большой типографии. Он был очень родственным, но к Лёниным родственникам ходил один, без жены. В типографии сказали, что если завтра мы не принесём автореферат, то все откладывается на месяц. Автореферат еще не был написан. Пришли домой и сели в холле, где всегда работали дома по вечерам, его писать.
Я часов в 12 ночи отключилась, так как совершенно не могла работать ночью. Лёня, иногда манкируя, мог потом работать сутками. Будучи еще растительным, а не микробным генетиком, он за одну ночь из экземпляра моей диссертации нарезал готовый автореферат. Пометавшись за подписями, я сдала его в типографию на следующий день.
На защите кандидатской диссертации на Ученом Совете биофака МГУ закончился мой первый этап работы с актинофагами и актиномицетами.
Тематика лаборатории С. И. Алиханяна в Институте Атомной Энергии кардинально изменилась. Селекционеры, главным образом, включились в получение высокопродуктивных бактериальных продуцентов аминокислот. Генетики стали работать с модельными микрооганизмами — бактериями и бактериофагами, более генетически изученными, чем актиномицеты и актинофаги. Организовалась наша маленькая группа, Александр Николаевич Майсурян и я по изучению нонсенс-мутаций бактериофага Т4. Их отличительной особенностью являлось то, что они возникали во всех генах бактериофага, что позволяло маркировать мутациями большое число фаговых генов.
Получение мутаций в гене, как известно, является первым и необходимым этапом при изучении его функций. Помогала нам опытная лаборантка Мария Иосифовна. Саша Майсурян увлекся анализом особенностей генетического кода, а мы с Марией Иосифовной ставили по несколько экспериментов в день, избегая нумеровать один из них тринадцатым номером.
Когда Олечка болела и я, бюллетеня, не выходила на работу, Саша вскользь замечал, что в нашей жизни главное работа. Работали дружно, опубликовали несколько статей.
Недавно в журнале «Молекулярная биология» был опубликован список работ авторов, которые уже больше не печатаются в журнале. Среди них упоминалась работа С. И. Алиханяна с соавторами. В названии этой работы, которое я хочу привести, отразилось содержание наших исследований: Ломовская Н. Д., Майсурян А. Н., Алиханян С. И., 1968., «Межаллельная комплементация как показатель завершения синтеза полипептидных цепей при супрессии амберных мутантов бактериофага Т4», Молекулярная биология, т. 6, 764–768. Название не для людей других специальностей.
Во время одного из летних отпусков я так отвлеклась от работы, что забыла последовательность нуклеотидов в нонсенс кодоне, который возникал при амбер-мутации. Я испугалась такому провалу в памяти и больше никогда старалась так сильно не отвлекаться. Этот период работы явился школой получения количественных оценок процессов инфекции бактериофагами, как основы генетических экспериментов.
Наверное, в 1966 году С. И. Алиханян договорился об организации в Тбилиси в Институте вакцин и сывороток экспериментальной школы по генетике бактериофагов. После школы был запланирован и генетический симпозиум. От учеников не было отбоя. Генетикам разных специальностей было очень интересно пощупать руками бактериофаг как объект, который завоевал умы генетиков и биохимиков мирового научного сообщества. В основном, среди учеников были москвичи и ленинградцы, образованные генетики и биохимики, среди них Костя Квитко, Сергей Инге-Вечтомов, Тыну Сойдла, Вадим Никифоров, Юра Зограф, Галя Нестерова, Валерий Сойфер, Лёня Фонштейн. Надеюсь, что читатели ещё не забыли, что последний был моим мужем.
Как я уже упоминала, основой курса было получение количественных характеристик процесса инфекции в классическом эксперименте по одноступенчатому циклу развития бактериофага для отнесения мутантов фага к одному и тому же или к разным генам. Преподавателями школы были сотрудники сектора С. И. Алиханяна Т. С. Ильина, В. Н. Крылов, А. Н. Майсурян и я. Мужчины предпочли, чтобы всю подготовительную работу взяли на себя женщины. Мы с Тамиллой Сергеевной везли с собой некоторые приборы, реактивы для приготовления питательных сред, бактерии, бактериофаги. Ультратермостаты (емкости для поддержания фиксированной температуры) довозили и ученики, в том числе и Лёня, который на этих курсах тоже пребывал в учениках.
Тбилисский институт вакцин и сывороток имел уникальную историю своего возникновения и существования. Георгий Элиава — врач и бактериолог, работавший в Тбилиси, в начале 20-х годов несколько лет работал во Франции в знаменитом и сейчас Институте Пастера. Там он познакомился с микробиологом французско-канадского происхождения Феликсом Д. Эреллем, которому принадлежала честь открытия в 1917 году бактериофагов, как я уже упоминала, вирусов вызывающих лизис и гибель бактерий, в том числе и бактериальных патогенов. Так, впервые Д. Эррелль описал бактериофаг, лизирующий дизентерийную бациллу. Яркая биография Д. Эрелля как исследователя, пытавшегося внедрить свое открытие в медицину, подробно описана в интернете, правда, с некоторыми расхождениями. Подробно описаны также и тернии на пути внедрения в медицинскую практику и терапия с помощью бактериофагов. Основываясь на ряде положительных результатов излечения инфекций с помощью фаговой терапии, оба ученых свято верили в ее эффективность, особенно в эру отсутствия антибиотиков.
Представляется, что на пути фаговой терапии в те далекие годы их открытия стояла очень слабая изученность бактериофагов в связи с непреодолимыми техническими трудностями при их характеристике как объектов, не видимых даже в мощные световые микроскопы. Эра электронных микроскопов еще не наступила. В ряде работ, опубликованных сотрудниками института в Тбилиси, упоминается об успешном лечении с помощью бактериофагов во время
