И он согласился. Я по радио тут же связался с 17-м пунктом, сказал:
Командир пункта подполковник Лебедев меня знал прекрасно, догадался, что какой-то гость особенный, попытался выяснить:
— По радио не могу сказать, — рассмеялся я. — Но будешь рад и будешь меня благодарить.
Через полчаса мы с Волковым прилетели, сели. Нас встретили. Собрали всех солдат, Слава им рассказал, как он обучался в Звездном городке, какой полет предстоит ему. Восторг был ужасный у солдат. Волкову очень понравилось на Камчатке. Расставаясь, мы с ним решили, что он обязательно приедет ко мне в гости снова.
Однако судьба сложилась иначе. Экипаж, в котором Слава был вместе с Георгием Добровольским и Виктором Пацаевым, погиб 30 июня 1971 года на обратном пути с первой орбитальной станции «Салют-1». Они возвращались на землю на спускаемом аппарате космического корабля «Союз-11», и при отстреле орбитального отсека произошла большая перегрузка (говорят, она случилась из-за халатности технического состава), которая привела к разгерметизации кабины. И после этого через 80 секунд в последний раз сократилось сердце у Славы Волкова, через 100 — у Пацаева и через 120 — у Добровольского. Увы, полеты в космос были не менее опасными, чем бои с фашистскими летчиками. Тем более что эти полеты тоже были частью другой большой войны. От того, кто дальше продвинется в космической отрасли — мы или Америка, — зависело, какая из держав захватит стратегическую инициативу. Ради победы в этой гонке стоило работать, рискуя жизнью.
Глава двенадцатая
Американцы узнавали о пусках первыми
Раз уж я заговорил о своей службе на Камчатке, то расскажу о ней подробнее. Году в 1969-м командующий ракетных войск Николай Иванович Крылов спросил меня: «Не надоело тебе сидеть в Смоленске? У меня полк на Камчатке без командира. Подумай». Придя в этот день домой, я рассказал жене о предложении, моя Нина Алексеевна сразу загорелась:
— Поехали.
— А дети?
— Парни уже взрослые, все с ними будет нормально.
И улетели мы на Камчатку. Там я получил в свое подчинение авиационный полк особого назначения, выполнявший секретные задания по уточнению мест падения головных частей ракет, направляемых в этот район из различных точек суши и моря.
На полигоне Кура прошли последние четыре года моей службы. Оттуда я и уволился в запас по возрасту. Полк у меня был очень хитрый. Одна эскадрилья имела самолеты «Ли-2», другая самолеты «Ан-2», третья эскадрилья — три типа вертолетов «Ми-4», «Ми-8» и тяжелый «Ми-6», который несколько тонн поднимал. И я, как командир, был обязан уметь летать на всей технике моего полка.
Мы очень важные пуски ракет отслеживали. Часто конструкторы совершенствовали свои изделия, порою боевые части проводят плановые пуски. А иногда из самых неожиданных точек Мирового океана какая-нибудь подводная лодка выпускала на наш полигон свою ракету с учебной головной частью. Во всех этих случаях, как правило, в головной части ракеты вместо заряда были приборы, которые отслеживали характеристики ее полета. Конструкторам же надо было не теоретически догадываться, а посмотреть, каким образом какая ракета ведет себя в полете.
Нам все эти пуски надо было обеспечить: найти место падения, произвести геодезическую привязку головной части, после чего ее или уничтожить, или выкопать, вымыть, упаковать и доставить в Елизово, где нас с нетерпением ждал самолет «Ан-12» из какого-нибудь конструкторского бюро. Из Елизова ракету уже доставляли или в Москву к Королеву, или на Украину к Янгелю, или еще куда-нибудь в зависимости оттого, чья ракета.
Работали мы, если требовалось, и в выходные, и в праздничные дни. Мне самому приходилось решать, какие средства задействовать для выполнения задачи. Поиски легче всего было осуществлять на «Ан-2», у него скорость меньше, маневренность отличная, он на малой высоте может ходить кругами. Там ведь как было: наши измерительные пункты дают засечку, поймают ракету, доведут до какого-то угла на горизонте, а нам выдают район один-два квадратных километра, куда она упала.
Что интересно, ракеты по закону подлости не падали на ровное место. Чего бы им не упасть на гладкую тундру, где получилась бы хорошая воронка, я бы ее за пять километров увидел, и искать не надо было бы? Но почему-то они всегда падали или в какую-то лощину, или в изгиб реки, или в болото. Из-за этого нам приходилось ставить в расчет не один самолет, а по крайней мере три. Один полтора-два часа походит, его меняет следующий. Тот поищет, его меняет третий. Первый за это время заправится и приходит искать опять. И так продолжалось до упора, пока не найдем. А дальше поисковый самолет должен был навести на место падения ракеты вертолет, который после сигнала «нашел!» тут же вылетал с саперами и геодезистами.
Они должны были решить две задачи. Геодезисты — замерить точное место падения и осуществить геодезическую привязку. А саперы, в зависимости от задания, либо взорвать останки ракеты, либо достать головную часть. А она-то при ударе уходила в землю. И уходила не на один метр, а бывало, что и на пять, и даже на семь. Саперам надо было не просто раскопать, но, если ракета развалилась, так еще собрать все осколки и, упаковав в ящики, подготовить их к перебазированию. Целую головную часть просто заворачивали в брезент и обматывали тросом. А решать, как поступать дальше, было уже моим делом. Если боеголовка весила 100–200 килограммов, то ее можно было засунуть прямо в фюзеляж «Ми-4», а если больше, но до 300 килограммов, то головную часть ракеты приходилось брать на внешнюю подвеску, что удобнее всего на «Ми-8». А уж если груз оказывался несколько тонн весом, мы задействовали «Ми-6», других вариантов не оставалось. У меня в полку было два «Ми-6». Этот вертолет прекрасно брал на внешнюю подвеску тяжелые грузы. На нашем аэродроме мы головные части ракет обмывали от грязи, от глины, приводили в порядок и отправляли дальше в Елизово на том же вертолете. На этом наша работа заканчивалась.
Однажды произошел довольно интересный случай. С Тюро-Тама (Байконура) на Куру пошла новая секретная ракета. Почти на всем протяжении полета и в Братске, и в Якутске ее вели, как положено. А над Охотским морем она чего-то зачудила и раньше времени верст на триста-четыреста вдруг начала снижаться. В результате где-то она ухнула. Ученые высчитали, что не в воду, а на землю. И мы начали искать. Искали месяц, два, полгода. При этом нам все время интерес подогревали: обещали экипажу, который найдет, внесрочный отпуск в лучший санаторий Крыма, по нескольку тысяч премии на каждого и т. д. У меня экипажи день и ночь летали, но результата не было.
Прошло чуть больше года. Корякский автономный округ праздновал двадцатипятилетие со дня своего образования. Для них это было грандиозное событие. Они организовали большой праздник в Палане, столице округа. Пригласили всех, кого могли: секретарей обкомов, райкомов, местных знаменитостей, вулканологов и, естественно, меня, как командира единственного полка в центре Камчатки.
