Джек открыл дверь и вошел в комнату.
Там царил полумрак и пахло дымом и человеческим потом. Комната была богато отделана красным деревом. Перед огромным камином сидели двое, глядя на мерцающее пламя. Один из них подбросил туда книгу.
Сэм увидел, как Будда навострил уши. Волки! Он вскочил и повернулся к двери. Там стояли двое мужчин в толстых куртках. Такие куртки носили в арктических экспедициях. Сэм с первого взгляда узнал профессиональное обмундирование. Он открыл рот, потом снова закрыл его. Мужчина, который был выше ростом, снял с головы капюшон, открывая такое знакомое, обмороженное бородатое лицо…
— Кто там? — спросила Лора, встав на ноги рядом с Сэмом.
Сэм открыл рот и сам не поверил словам, которые произнес шепотом:
— Это мой отец.
Джек Холл пошел через всю комнату к сыну, грязному, одетому в лохмотья, с пробивающейся щетиной на лице. Сэм пошел ему навстречу, и они обнялись. Их сердца пели от радости, и, может быть, даже сам Господь радовался тому, что отцовская любовь выдержала самые страшные катаклизмы за последние десять тысяч лет. Она провозглашала: я — любовь, не признаю смерти, ибо я сильнее, чем смерть, и когда мы расстаемся, я сама определяю, когда настает время старому стать частью истории, а молодому поднять к солнцу своего сына.
Под голубым небом нового дня в разоренном городе перед огнем камина было пролито много слез.
Том Гомес трясся на сиденье джипа. Они уже не один километр проехали вдоль Стены Надежды. На этой плетеной изгороди висели десятки тысяч писем, фотографий и молитв беженцев, пытающихся найти пропавших членов своих семей. «Салли, мы с детьми находимся в городе Чиуауа, 45 шоссе, лагерь Небраска», «Джордж Луис Карвер, пожалуйста, позвони Луизе. Мой сотовый заработал!», «Детей Марии и Уильяма Уинстонов можно найти, обратившись в любую станцию Красного Креста». И бесконечные ряды фотографий, ленточек, цветов надежды и памяти.
Гомес слушал, как сигналит их водитель, стараясь не задеть людей на дороге. Наконец они повернули на улицу Пасео де ла Реформа и оставили Стену Надежды позади себя. Здесь возле ворот стояли на страже морские пехотинцы. Проехав в ворота, они будто попали в совершенно иной мир, где царили тень и покой и который выглядел так, будто все штормы и метели не могли его изменить. Том вошел в прохладное пространство фойе элегантного здания, откуда его проводили в кабинет с сияющей новой табличкой на двери: «Представительство президента Соединенных Штатов». Он впервые должен был встретиться с Беккером тет-а-тет после всех событий. Этот презренный негодяй занял место президента после смерти хорошего человека. Ему совсем не хотелось идти на эту встречу, которая, скорее всего, закончится очередным унижением.
Том застал президента стоящим у закрытого жалюзи окна и смотрящим на Стену Надежды.
— Господин президент!
Беккер застыл, потом резко развернулся. Том был поражен произошедшей с ним переменой. В Беккере пропал столичный амбициозный житель и появился человек, способный на сострадание и сожаление. Гомес даже подумал, что никогда раньше не видел такого грустного и одновременно такого сильного человека. Ему даже пришло на ум слово «смирение». Еще до того, как он заговорил, Том понял, что этого человека коснулся Господь. Он дал ему силу и милосердие, необходимое для исполнения его долга.
— Господин президент, я только что получил сообщение от Джека Холла, он передал его на коротких волнах. Ему удалось добраться до Нью-Йорка.
В глазах президента засветилось удивление.
— Он говорит, что там есть выжившие.
Какое-то время президент просто стоял с закрытыми глазами. Казалось, что он разговаривает с кем-то находящимся очень далеко.
— Спасибо, Том, — наконец ответил он. — Это хорошие новости.
То, что произошло в следующие несколько часов, Том запомнил на всю свою жизнь. Все эти дни остались в его сердце навсегда, положив начало новой, постоянно открывающейся заново реальности. Он видел все: как разоренная нация, оказавшись в безвыходной ситуации, решила сражаться за свое будущее. Как алчный человек организовал масштабную операцию по спасению выживших людей из всех замерзших городов Америки и доставке их к Стене Надежды. Как люди снова и снова тысячи раз приходили туда, чтобы встретиться с теми, с кем им пришлось расстаться.
Целая флотилия вертолетов готовилась к взлету, и Том вскочил в один из них. Они летели в Хьюстон, чтобы присоединиться к другим отрядам и пролететь над всеми замороженными землями и замершими городами: Бостоном, Вашингтоном, Чикаго и Нью-Йорком. Силы воздушного флота уже обеспечили для них пункты для дозаправки горючим и склады с продовольствием. Они должны были начать с Нью-Йорка, самого большого города, который больше всех остальных нуждался в помощи. Когда они поднимались в воздух, из радиоприемников послышался сильный и решительный голос президента:
— Прошедшие несколько недель оставили в каждом из нас неизгладимый след и смирили нас перед лицом могущественной матери-природы…
В передвижном медицинском пункте, где веревками с надписями от руки «Педиатрия» была выделена отдельная территория, Люси сидела рядом с кроватью маленького Питера. Она сама отнесла записку о нем на Стену Надежды.
«Питер Апшоу находится в Национальном госпитале Скорой помощи в Матаморос, в Мексике, на отделении педиатрии. Ему с каждым днем становится лучше».
С экрана телевизора смотрело лицо президента Беккера. По его виду невозможно было определить, что это обращение он делал из посольства, находящегося вдалеке от родного дома. Все было так похоже на недавние трансляции из Белого дома, что у американцев щемило сердце.
— Это также заставило нас заново пересмотреть свои ценности. Вчера мы жили так, будто можем вечно пользоваться недрами земли без всяких последствий…
На пыльных улицах лагерей беженцев, вдоль Стены Надежды, в лагерях Красного Креста, которые выросли в Мексиканской пустыне, как грибы после дождя, в долине Рио-Гранде и в Техасе, в Майами и Хьюстоне люди бросали все свои дела и слушали.
— Мы ошибались. Я ошибался. — Президент смотрел прямо в камеру, не пряча глаза, когда произносил эти слова. — Сегодня многие из нас стали гостями в странах, которые мы до этого называли Третьим миром.
На международных орбитальных станциях астронавты тоже смотрели эту трансляцию. Они знали о том, что на земле уже шли работы по подготовке шаттла, который доставит их домой.
— В дни крайней нужды они приняли нас, дали нам кров, и я глубоко признателен им за их гостеприимство.
Вертолеты летели на север, а президент продолжал свою речь:
— Их гостеприимство заставило меня осознать все безрассудство прежнего высокомерия и необходимость сотрудничества в будущем.
Том Гомес слушал речь и понимал, что в ней звучат не только слова. Это была исповедь, первые слова нового человека, оказавшегося в новой ситуации совершенно нового мира. Покоясь на плечах тех, кто заплатил за неведение высокую цену, человечество начинало обретать мудрость.
