торговцами. «Ухожу из объединения!» — заартачился он.
И Дамбий забрал свой скот из общественного хозяйства. Так он вторично сошел с широкой дороги на узкую стезю, ведущую в неизвестность.
ПРЕКРАСНАЯ ПОРА — МОЛОДОСТЬ!
Чойнроз молодежную бригаду не подвел. Напротив, за короткий срок он сделался самым незаменимым человеком на стройке. Оказалось, он и впрямь владеет несколькими строительными специальностями. За что ни возьмется, все горит у него в руках. Свои рабочие секреты Чойнроз не держал в тайне — с любым был рад поделиться. Лишь один человек не желал у него ничему учиться — его дружок Сумъя. «Это ж надо, — думал он, — в передовики выбился! И чего они все носятся с этим бывшим арестантом? Чем я хуже?» Сумъя мысленно поклялся себе обогнать Чойнроза по всем показателям. Обойдется он без его советов да подсказок.
Как ни был Чойнроз увлечен работой, мысли о Цэвэл по-прежнему не давали ему покоя. Каждый самый малый свой успех он мысленно посвящал ей. Но признаться ей в этом он не мог — девушка упорно не замечала его, как, впрочем, и всех остальных парней. Ее сердце было отдано одному Магнаю. Временами ей начинало казаться, что Магнай чересчур самоуверен, эгоистичен, что он вообще не способен полюбить. Но дни шли за днями, и Цэвэл все крепче привязывалась к коллективу. Она уже не дичилась своих подруг, привыкла к их веселым шуткам и озорству, хотя сама оставалась такой же молчуньей, как вначале. Всякая необходимость высказаться на людях повергала ее в смятение.
Однажды вечером Чойнроз сказал:
— У Цэвэл чудесный голос, она замечательно поет. Мы же готовим концерт к открытию красного уголка. Надо уговорить ее выступить. Она может победить в отборочном конкурсе и поехать на фестиваль молодежи и студентов.
В то время, пока Чойнроз нахваливал ее, Цэвэл сидела вместе с подругами возле палатки, безмятежно наблюдая, как погружается за горы солнце. Когда товарищи попросили ее спеть, она отказалась наотрез. Какая из нее певица! Но поздно вечером девушкам из ее бригады удалось все-таки уговорить ее, и она начала петь тонким, дребезжащим голоском.
В соседней палатке парни развлекались игрой в считалочку. Призом служил старый, вытертый нагрудный значок. Сумъя побеждал в игре и уже поглядывал на приз как на свою собственность. Но тут Чойнроз вдруг крикнул:
— Замолчи, Сумъя! Это ж Цэвэл поет.
Сумъя сбился и досадливо бросил:
— Испугался, что останешься в проигрыше?
Но Чойнроз лишь махнул рукой.
Прихотливо изогнулись
Лозы винограда.
Пусть твоя любовь капризна —
Мне другой не надо.
Девичий голос набирал силу, стал чист и прозрачен, словно горный ручей.
Алый, словно капля крови,
Цветик тамариска…
Парни столпились возле палатки девчат и, затаив дыхание, слушали пение Цэвэл. Едва смолкли последние звуки, раздались громкие аплодисменты. Цэвэл от неожиданности вспыхнула и закрыла руками лицо.
С того вечера за Цэвэл закрепилась слава замечательной певуньи. Теперь, стоило девушкам завести песню, она охотно присоединялась к ним. Но вот танцевать она так и не научилась. В бригаде все были уверены — Цэвэл на предстоящем конкурсе непременно победит. Однако победила не она, а бойкая Цолмон. Более того, Цэвэл с позором провалилась. Почему это произошло, знала лишь она одна. Выйдя на сцену, она первым делом отыскала в зале Магная. Но, увы, он даже не смотрел в ее сторону, а тихо о чем-то переговаривался со своей соседкой. Ни Цэвэл, ни ее песни нисколько не интересовали его. У девушки от обиды перехватило горло, голос у нее сорвался, и вместо раздольного, широкого пения, которое так покоряло всех, из ее груди вырвались хрипловатые немелодичные звуки.
Из-за неудачи Цэвэл больше всех огорчился Чойнроз. Ее же саму, казалось, нисколько не опечалил провал, она лишь сторонкой обходила стенд со стенгазетой, где поспешили поместить на нее обидную карикатуру.
Об этом досадном событии вскоре все позабыли, мало ли у молодежи других дел и забот! А тут еще однажды, незадолго до обеденного перерыва, на стройке появился кассир и объявил, что сегодня он выдаст им первую получку. Сразу же образовалась очередь. Ребята шутили, подтрунивали друг над дружкой, каждому не терпелось узнать, сколько же он заработал.
Первым в очереди оказался Сумъя. Кассир отыскал в ведомости его имя и, отделив от толстой пачки кредиток несколько бумажек, сказал:
— Получай, Сумъя! Вот тебе твои двести пятьдесят тугриков.
— Спасибочки, до свиданья. — Хитрая рожица парня расплылась от удовольствия.
— Э, держите его! — завопил кассир. — Расписаться надо!
Получив деньги, радостные и оживленные строители сразу же побежали к торговому агенту. В его маленькой Юрте стало тесно и душно. Кто-то посетовал на давку, и тогда агент бросил:
— А вы постройте магазин! А то, понимаете, набились сюда, а серьезных покупателей-то и нет.
— Как это нет? Мы все сюда за покупками! — последовал ошеломляющий ответ.
— Три кило сахарного печенья! — требовал один. И тут же пояснял: — Это я для маленьких сестренок и братишек, их у меня много.
— Пять пачек нюхательного табака, пусть бабушка с дедушкой душу отведут, — перебивал его другой.
— Банку клея. Да, да, целую!
— Помилуй, парень, зачем тебе столько?
— Письма к милой заклеивать!
Один Чойнроз долго переминался с ноги на ногу: он украдкой облюбовал красивый шелковый платочек для Цэвэл. Но едва он открыл рот, чтобы потребовать товар, как Сумъя тут же встрял:
— Для кого подарочек?
— Сестре, — не придумав ничего лучшего, соврал Чойнроз.
— Нет у тебя никакой сестры! — завопил Сумъя. Как же Чойнрозу хотелось дать щелчка нахалу, но он удержался.
— Есть, двоюродная, — упрямо возразил он.
— И она тебе дороже родной матушки? — хихикнул Сумъя, чувствуя себя задетым за живое: оказывается, у Чойнроза есть подружка, а он, лучший друг, ничего о ней не знает. — Ты погляди лучше, какую я себе шляпу отхватил! Фетровая, загляденье, а не шляпа.
— Тьфу! — досадливо сплюнул Чойнроз. — Эта шляпа идет тебе, как корове седло.
Сумъя оторопел. Но он не из тех, кто за словом в карман полезет.
— Ты уж лучше признайся — позавидовал мне! Шляп-то больше ни одной не осталось. Но ты не горюй, я могу ее уступить тебе по-дружески, — сказал он и вышел вон.
Справедливости ради надо признать, что шляпа и впрямь была хороша, и Сумъя выглядел в ней заправским щеголем.
Первая получка надолго взбудоражила молодых строителей. Вечером того же дня они единодушно решили, что в следующий раз непременно купят себе по настоящему кошельку, чтобы было где хранить зарплату. Они не привыкли к деньгам, никто из них до сих
