Войцеха. Молодые люди говорили о будущем Германии, избегая щекотливой темы неопределенного будущего Варшавского Герцогства, о предстоящих сражениях, о философии и астрономии, о театре и поэзии. И, конечно, о любви.
Иногда Войцех сопровождал Лизхен на прогулку с братьями, но, с согласия фрау Греты, все чаще они отправлялись куда-нибудь вчетвером, с Дитрихом и фройляйн Мартой. Войцех убедил друга, что слишком дорогие развлечения могут раскрыть его инкогнито, а принимать на глазах у Лизхен щедрость фон Таузига, даже отдавая ему долг исподтишка, ему будет неловко. Поэтому времяпровождение было самое невинное — благотворительные спектакли в пользу армии, публичные концерты военных оркестров, каток, на котором Войцех делал значительные успехи.
Марта, по мнению Войцеха, вела себя на этих прогулках странно. Задавала Лизхен вопросы о планах на будущее, сокрушалась о том, что той, по всей видимости, придется идти в гувернантки, если она не имеет «более удачных» вариантов, и все это непременно в присутствии Войцеха. Интересовалась ее мнением о литературе и музыке, впрочем, недолго. Убедившись, что круг чтения Лизы составляли не только сентиментальные романы, а судить она может не только о вальсах и котильонах, такие разговоры Марта прекратила и свои беседы с Лизой перевела на тему модных шляпок.
Последней темой для разговора о литературе послужили «Страдания юного Вертера». Марта, только недавно прочитавшая книгу по совету Дитриха, осуждала Вертера, не проявившего должной решительности в ухаживаниях за Лоттой до ее непоправимого замужества.
— Лотта — неглупая девица, — заявила Марта, — она не могла не знать, что для нее лучше. Но Вертер не отважился следовать своим чувствам до конца, и все кончилось так плачевно.
— А мне Лотта кажется эгоистичной, — ответила Лиза, — она прекрасно знала о чувствах Вертера, но продолжала разжигать в нем страсть, прикрываясь словами о дружеском участии. Ей просто жаль было потерять поклонника. Я не одобряю подобной жадности.
— Но если она не любила Альберта, — возразила Марта, — то с Вертером ей было бы лучше. Ему стоило только дать ей понять, что он готов ради нее действительно на все.
— Если она не любила Альберта, — пожала плечами Лизхен, — тогда зачем вообще давала ему согласие? Воля твоя, Марта, а я считаю ее пустой и эгоистичной. Нехорошо играть чувствами.
Войцех с гордостью смотрел на Лизу. Ее ум и честность суждений восхищали его не меньше, чем красота. И он снова поздравил себя с тем, что неисповедимые дороги судьбы привели его под скромный кров фрау Греты.
* * *
Первое время фрау Грета, хотя и предоставила дочери полную свободу в рамках принятых правил, в домашней обстановке удвоила свою бдительность, и случайные встречи на лестнице и в прихожей стали значительно реже. Но после одного вроде бы ничем не примечательного разговора оставила до того заметное беспокойство по одной ей известным причинам.
После ставшего обычным завтрака втроем (мальчики к тому времени уже убегали в школу) фрау Грета собралась заняться шитьем, назначения которого больше не скрывала. Поднявшись из-за стола, она вдруг провела рукой по рукаву темно-серого сюртука Войцеха и с одобрением кивнула.
— Доброе сукно, герр Войцех. Английское?
Войцех, занятый своими мыслями, кивнул.
— Дорогой товар, — заметила фрау Грета.
— Это сюртук моего отца, — Войцех не нашелся, что ответить, и потому счел за лучшее сказать правду, — он умер пару месяцев назад, и я получил его в наследство.
— Мои соболезнования, герр Войцех, — ответила фрау Грета и, загадочно улыбнувшись, прошествовала к своему креслу.
После того дня она чаще уходила из дому, оставляя Лизу на хозяйстве, иногда даже в отсутствие служанки. Отсутствие было недолгим, но Войцех в полной мере пользовался его плодами. Фрау Грета никогда не предупреждала, в котором часу вернется, и Шемету удалось убедить Лизхен, что в гостиной или на лестнице неожиданное возвращение матушки может застигнуть их врасплох. С колотящимся сердцем он в первый раз ввел Лизу в свою комнатку, и ему стоило большого труда не замечать, как соблазнительно близко находится узкая, застеленная льняным покрывалом кровать.
Сославшись не неудобство чтения лежа, он получил от фрау Греты позволение перенести к себе одно из кресел, и Лиза, вначале робевшая, сидела у него на коленях, отвечая на жаркие поцелуи. У Войцеха голова кружилась от страсти и желания, и недолгие встречи казались ему одновременно сладкими и мучительными. Но он твердо дал слово, в первую очередь самому себе, хотя, конечно, и Лизхен, что ее чести ничто не угрожает. Как бы ни ослеплял Войцеха влюбленный пыл, война стояла на пороге, и оставить девушку на волю судьбы, воспользовавшись ее чувствами, он не мог.
Впрочем, в такой самоотверженности и благородстве Шемет находил даже некоторую прелесть, упиваясь острым, неосуществимым желанием, горячившим кровь, не дающим бурной страсти предвкушения превратиться в тихое наслаждение обладания. Невинность Лизы служила еще одной причиной его сдержанности. Задав ей пару облаченных в самые приличные выражения нескромных вопросов, Войцех убедился, что у его любимой весьма смутные представления о том, чего именно следует опасаться девичьей чести со стороны возлюбленного, и это всякий раз останавливало его от слишком решительных действий.
Разговоров о будущем они избегали. Войцех для себя уже твердо решил, что, если не случится непоправимого, он вернется, чтобы сделать Лизу своей женой. Ее красота и грация, ее изящные манеры и прекрасный вкус, ее природный ум и тяга к прекрасному, несомненно, заслуживали лучшей участи, чем вынужденный брак с мелким чиновником или печальная доля гувернантки. Но брать с нее слово Войцеху казалось нечестным. Он верил в любовь Лизхен, но на собственном опыте знал, как легко это чувство остывает в разлуке, и не считал себя вправе ограничивать ее свободу преждевременными клятвами.
Войцех мечтал, как заиграет всеми гранями этот драгоценный алмаз в той оправе, которую он может ему дать. О ложе в опере, придворных балах, охотах и раутах. И, когда веселый смех Герберта и Йохана звучал в его ушах, образ Лизхен с пухлым крепышом на руках возникал в его воображении. О том, чего он более всего желал теперь, Войцех старался не думать. Представлять себе то, что ему когда-нибудь предстоит увидеть воочию, не хотелось. Во снах Лиза приходила смутным, но жарким видением, а нередко ее место занимала и вовсе какая-нибудь из полузабытых пассий. Но Войцех решил не придавать значения снам и довольствоваться надеждами на будущее.
* * *
В таком чаду пролетело почти две недели. Одним морозным утром фрау Грета дольше обычного задержалась у пастора, где она помогала сортировать пожертвования горожан, и Войцех с
