в один день? Хотя, справедливости ради, заказ они получили довольно давно, несколько месяцев назад.
— А ты чего мне одному всё это говоришь? — спросил Ковар.
— А кому приятно нести дурные вести? — насупился крепыш. — Ты же со стариком всяко лучше моего ладишь, знаешь, как подступиться. Ну, вот и передашь осторожненько.
Вернувшись в мастерскую, хвостатый не знал, как быть. Его наставник и так в последние дни был неспокоен. Быстрее ли пойдёт работа, узнай он о болезни дочери? Что, если старик окончательно сорвётся, потребует встречи с господином Ульфгаром, примется скандалить?
— Что стряслось-то? — встретил его вопросом мастер Джереон. — Товарищ твой нерадостен был. Может, у Греты что не так?
— Вести из дома, — покривил душой Ковар. — Мать моя будто бы нездорова.
— Ох ты, беда какая, — посочувствовал старик. — И сильно больна?
— Надеюсь, поправится. Знаете, я лучше снаружи подожду, вдруг Эдгард скоро явится.
— Ну иди, иди, — вздохнув, сказал мастер.
Ночь выдалась по-осеннему зябкой, хотя лето ещё не подошло к концу. Ёжась на ветру в своей тёмной рабочей рубашке, Ковар думал о том, каково приходится Грете, и не мог сдержать подступающих слёз.
Глава 26. Настоящее. О том, как небольшая компания покинула Замшелые Башни
Ночная прохлада наползала, клубилась белёсым туманом, над которым вздымались верхушки башен, да ещё кое-где баки тянули к небу опоры лестниц, словно тонкие руки. Зажглись фонари, и свет их растёкся золотистыми пятнами. Сияла белым холодом искусственных солнц громада теплицы.
Хитринка стояла на балконе, укутавшись в плед, и с восторгом глядела вниз, на затопленный туманом город. Ей было уютно, спокойно и тепло.
Лучше всего было то, что улеглась тревога, комком засевшая в груди с того дня, как они встретили Марту. Эдгард пообещал убежище. Здесь, в его доме, они могут жить, сколько понадобится, он сам так сказал. Какое счастье, что он так добр! И дом такой красивый и чистый, и мыться можно в любой день, а не только после дождя. И ждёт уже постель, такая свежая, с такими мягкими белыми подушками, что даже прикоснуться страшно. Но она, Хитринка, не спешит ещё ложиться, чтобы продлить эту радость.
Прежде ей не доводилось стоять на балконе, а это, оказывается, так приятно. Высоко, будто на дереве, но кора не царапает, и не страшно сорваться, и ветви не закрывают обзор.
Послышались шаги.
— Любуешься видом? — спросил Прохвост. — Ну-ка скажи, что думаешь обо всём этом.
— Я счастлива, — честно призналась Хитринка. — Мы наконец в безопасности, а Марту до Вершины доведут и без нас. Где она, кстати?
— Эдгард всё с ней беседует. Не знаю, о чём. Мне дали понять, что я лишний. Так что же, получается, привычный мир перевернётся с ног на голову, а мы пересидим в сторонке?
— А ты не думаешь, что так разумнее всего? Мы же не умеем ничего. Это тебе всё покоя не даёт, что Каверза участвует в деле? В её глазах хочешь выглядеть героем?
Прохвост заметно смутился.
— Вовсе не об этом я думал! Но я, знаешь, всё-таки попрошусь с Карлом и Эдгардом. А то что же получается: даже Марта будет там, а я — нет? Да я хоть для поддержки с ней рядом побуду. Из Карла плохая нянька, а Эдгард, похоже, вообще не соображает, что Марта ещё ребёнок. А вот ты лучше останься, мне так будет спокойнее.
Хитринка немедленно всё поняла. Значит, она должна держаться в стороне, чтобы её глупый братец без помех мог геройствовать перед Каверзой. А потом, чего доброго, он и не вернётся. Или с ним что-то случится, с дурнем этаким. В них уже однажды стреляли, и там, куда он направится, наверняка будут стрелять тоже.
— Никуда ты не пойдёшь, — непреклонно заявила она. — Без меня уж точно.
— Вот упрямая, — вздохнул Прохвост. — Хорошо, давай потом ещё поговорим. Вот бы бабушка с дедом дожили! Как бы они, наверное, обрадовались тому, что господина Ульфгара кто-то собирается прогнать. Как думаешь, нашим миром снова будут править пернатые? И выстроят опять дворец, в котором живут певчие птицы? И леса зазеленеют?
— Ты мне зубы-то не заговаривай, — сердито сказала Хитринка. — Знаю я твоё «потом поговорим»! Каждый раз, как это слышу, ты вместо разговоров берёшь и делаешь, что хотел!
— Да уж так и каждый…
— А кого я отговаривала лезть за орехами на верхние ветки? Кто полез и свалился, и бок ободрал?
— Вот и не свалился! Ну, самую малость разве что. До земли не долетел, значит, не считается.
— А тот здоровенный жестяной лист на соседнем островке помнишь? Как говорила я, что до берега его не дотащить?
— Ох, и когда это было!
— Когда было, тогда ты тоже говорил, мол, позже обсудим. Улучил момент, когда я не глядела, и едва не потонул вместе с ним!
Прохвост, вздохнув, поднял глаза к небу. И замер в этом положении.
— Ты чего? — спросила Хитринка, затем сама поглядела туда же.
По небу что-то летело. Маленькое и тёмное, оно приближалось, то ныряя в пелену тумана, то поднимаясь над ней.
Прохвост негромко засвистел, затем ещё раз. То, в небе, услышало свист: теперь оно двигалось прямо к ним. Хитринка наконец разглядела, что это было.
— Да это же ворон! — сказала она.
Раздалось хлопанье крыльев, и птица села на перила.
— Голодный, наверное, бедняга, — сочувственно произнёс Прохвост. — Давай-ка я спущусь на кухню и попрошу еды для него.
— Голодна, птичка голодна! — подтвердил Вольфрам, кивая головой.
И Прохвост убежал вниз, а Хитринка осталась с вороном наедине.
— Так ты, значит, встречал Ковара, — сказала она ему. — Ну и что можешь о нём рассказать?
Ворон склонил головку набок, блеснул чёрным глазом.
— Само собой, ничего ты не расскажешь, — вздохнула Хитринка.
Ворон тоже вздохнул.
— Как там Грета? — спросил он. — Хорош, хор-рош!
И добавил другим, уставшим голосом:
— Нет больше Ковара. Забудь это имя. Больше нет. Верный, ищи Марту!
— Молчи уже, глупый, — перебила его Хитринка. — Всё правильно, ничего ты не понимаешь!
По щеке её скатилась и упала одинокая слезинка.
В это время за спиной хлопнула дверь, и Хитринка поспешила утереть щёку. Это вернулся Прохвост, но почему-то без еды. Был он встревожен.
— Ты чего? — спросила Хитринка. — Что стряслось?
— Каверза в беде, — прошептал он в ответ. — Я спустился, и так вышло, что подслушал разговор. То, ради чего она спешила на север, удалось, но её схватили, и ещё кого-то, кто с нею был, тоже. А Эдгард на это ответил, мол, нужно хранить в тайне, и ещё что-то о неизбежных жертвах. Он не собирается
