Да, было какое-то беспокойство, ощущение, что я балуюсь с чем-то потенциально горючим. Но было еще и острое возбуждение. И, осмелюсь признаться, любопытный подводный поток надежды.
Я не стал сразу распечатывать письмо и отсылать его по факсу, а сделал это только на следующий день, когда пришел в офис. Если бы я отправил его из дома, Ребекка, возможно, обнаружила бы номер телефона в обычной еженедельной распечатке всех отправленных факсов, которую, я видел, она с интересом изучает. Я всегда знал, что в ней бьется ревнивая жилка. И хотя в прошлом неизменно уверял ее, что не нарушу седьмую заповедь, чувствовал, что после своего отказа от секса она с обостренным вниманием следит за моими передвижениями: с кем я встречаюсь и где, какие факсы уходят с нашего домашнего аппарата. Однажды я совершил ошибку, указав ей на странный контрапункт ее растущего подозрения в отношении моей верности, как раз в тот момент, когда она в очередной раз отказалась заниматься со мной любовью. И вот ее ответ:
– Тогда иди спать с кем-нибудь другим.
– Ты это серьезно? – удивился я.
– Ты свободный человек.
Я был почти уверен, что в ней говорит гнев, а не разум. Тем не менее эта ярость дала удивительные всходы – ее грохочущий голос заставил Итана слегка вздрогнуть.
– Ты это видела? – воскликнул я, взволнованный тем, что наш сын реагирует на звук… даже если и благодаря ожесточенной перепалке между родителями.
– Когда я ору на тебя, наш мальчик дает нам понять, что чувствует плохие вибрации между нами.
– В плохих вибрациях нет никакой необходимости.
– Значит, нам следует отпраздновать нашу замечательную гребаную жизнь?
– У Итана лучшая медицинская помощь. Он получит лучшее домашнее образование. Выучит язык жестов. Научится говорить по-своему и со временем, возможно, заговорит нормально. Точно так же, как постепенно, усилиями медицины, возможно, частично восстановится слух.
– Ну, разве не Мистер Долбаная Поллианна? Это катастрофа. Мы – катастрофа. И ты иди, трахай кого хочешь, потому что больше никогда не будешь трахать меня, потому что я тебя ненавижу, черт возьми! А ненавижу потому, что в тот вечер, когда он подхватил вирус, ты разрешил мне работать допоздна. Будь я здесь…
– Ты прекратишь этот психоз?
– Психоз, психоз? Я живу в аду, а ты называешь это психозом…
– Ты опять напилась, да?
– О, отвали.
– Водка. Это твой яд. «Столичная». Никакого запаха изо рта, а бутылки ты держишь на карнизе за окном ванной комнаты.
– Гребаный фантазер.
Тут она выскочила из комнаты и бросилась в ванную. Я погнался за ней, но она захлопнула дверь и заперла ее на засов. Я внезапно пришел в ярость. Кричал Ребекке, чтобы она открыла дверь. Дергал за ручку. Потом начал ломать дверь.
– Давай, вышиби ее к чертовой матери, – выкрикнула она изнутри.
Всей своей тяжестью я навалился на дверь.
– Слишком поздно, придурок, – рявкнула она, распахивая дверь как раз в тот момент, когда я начал вторую атаку. Я влетел прямо в нее, и нас обоих отбросило на раковину. В этот момент она накинулась на меня и вцепилась ногтями мне в шею.
– Черт! – завопил я.
Она снова сделала выпад, но мне удалось схватить ее за руку.
– Давай, черт возьми, сломай ее, – визжала она, – и позволь получить с тебя миллион при разводе.
Я оттолкнул ее и схватил полотенце, чтобы остановить кровь. Я увидел распахнутое окно ванной. Пошатываясь, я подошел и осмотрел подоконник. Пусто. Я выглянул во двор с высоты нашего третьего этажа, уверенный в том, что там валяется разбитая бутылка, но ничего не увидел. Я повернулся и пронесся мимо жены в нашу спальню, побросал в дорожную сумку кое-какую одежду, туалетные принадлежности и зашагал к двери. Уже в коридоре за порогом квартиры, ожидая лифта, чтобы спуститься вниз, к освобождению, я подумал: что за абсурдное безумие. Домашний хаос. И я оставляю своего сына с сумасшедшей.
Я повернулся кругом. Достал из кармана ключи и зашел обратно в квартиру. Сказал жене: «Давай забудем все, что произошло». Она просто пожала плечами, с нашим сыном на руках, совершенно опустошенная. Я забрал у нее Итана. Поначалу она не отпускала его. Но я спокойно сказал, что сейчас ей больше всего на свете нужен сон. Наконец она позволила мне взять сына на руки и поплелась к своей кровати в детской, где теперь спала. Полчаса спустя, убедившись, что она отключилась, я прокрался в детскую и уложил Итана. После чего пошел в нашу спальню и принял таблетку снотворного, которое прописал мой врач. В тот вечер пришлось ждать дольше обычного, пока оно подействует; я смотрел в потолок спальни, представляя себе, что это космос, готовый поглотить меня. Наконец меня вырубило на несколько часов. Очнувшись, я увидел, что моя жена лежит рядом со мной в постели, одетая в пижаму, но обвивает меня руками, рыдает мне в плечо, говорит, как сильно меня любит, как сожалеет о том, что набросилась на меня. Я обнял ее и заверил, что все в порядке (что было чем угодно, только не правдой – но бывают такие хрупкие моменты с хрупкими людьми, когда правда неуместна). Она проникновенно поцеловала меня. Но, когда я ответил ей тем же, оттолкнула меня.
– Я не готова.
В то утро, когда я пришел в офис, меня ждал факс от Фиби:
Дорогой Сэм,
твое письмо вызвало головокружительное чувство, как бывает, когда чужая беда ранит и в то же время заставляет задуматься: неужели оболочка жизни настолько хрупка? Вот и меня это заставило задуматься о многом, прежде всего о твоей очевидной стойкости и выдержке. Хотя у меня нет детей – мой первый и (на сегодняшний день) единственный муж никогда не хотел их, – зато есть племянницы и племянники (всего пятеро – я неудачница в семье, когда дело доходит до плодовитости), и у одного из них синдром Дауна… из-за чего распался брак моего брата… Так что я не понаслышке знаю, что делает с парой инвалидность ребенка. Как я чувствую из твоего письма, ты тоже столкнулся с некоторыми очень серьезными проблемами в ваших отношениях… извини за прямоту. И да, конечно, я бы очень хотела выпить с тобой в ближайшее время.
Держись.
С наилучшими пожеланиями,
Фиби
Я предупредил Ребекку, что вечером встречаюсь с группой коллег-юристов. У нее опять выдалось хмурое утро – Итан не спал полночи. Услышав его сдавленные крики в четыре утра, я проснулся один в своей постели и поспешил в детскую, предлагая Ребекке свою помощь, чтобы
