пупочной впадины.
– А тебе на работу не надо? – я ему отвечаю. – На склад твой.
– Да там пока инвентаризация. Слушай, ты с темы не уходи. Нам давно поговорить надо.
– Как сыну с отцом?
– Вот именно, – он так убежденно кивнул, будто и не слышал в моем голосе подъебки.
А она, между прочим, там была.
– Легко, Толик, потерять родного человека, – продолжал отец. – Не те слова сказал, не так посмотрел, не то сделал… А когда понял, что человек тебе самым родным был, его уже рядом нет. И на место все вернуть очень сложно. Ты мне поверь, я знаю, о чем толкую.
Он загрустил, а я почему-то впервые не заморочился по поводу их с мамой и Тагиром истории. Меня к этому моменту конкретно выбешивал Петя из Америки.
Да тут еще отец со своей скорбной песнью разлук и потерь. Короче, на душе заскребло и заворочалось. Не самое доброе во мне.
Но на кухню вдруг вошел соседский кот.
– Опа, это чей? – удивился отец.
Кошак поднял хвост с невидимым флагом и поприветствовал новую челядь.
– Деда из квартиры напротив. Под ноги в следующий раз смотри, когда дверь открываешь.
То есть кот мне, конечно, помог. Разговор этот меня напрягал уже по полной. И засада тут заключалась не в том, что мне хотелось возражать отцу, а в том, что он был прав. Но возражать мне при этом все равно хотелось.
Поэтому кот был самый грамотный вариант. Сгреб его под мышку – и можно не отвечать.
Сосед сидел на диване и тупил с телефонной трубкой в руке.
– У вас там не заперто, – сказал я, опуская кота на пол. – Извините, что не постучал. Подумал – опять помощь понадобилась.
– Понадобилась, – кивнул дед.
– Я укол ставить не буду.
– Тогда врача вызови, – он протянул трубку мне.
Старый такой телефон, годов семидесятых, наверное. Шнур – кольцами.
– А сами чего?
– Ко мне она не придет. Ты себе вызови.
– А мне зачем?
– Ну, скажи, что температура поднялась. У нас ведь один участок. Мне с Тамарой Михайловной поговорить надо.
– С Тамарой Михайловной? А кто это?
Дед покачал головой:
– На дурака вроде не похож… Это врач наша участковый. Заходила к тебе две недели назад.
– Так если вам поговорить надо, сходите к ней в поликлинику.
– Нет, все-таки, дурак… Я ж тебе говорю – не принимает она меня.
– Не принимает? Почему?
Дед вздохнул.
– Говорит, что мне врач не нужен.
Я на пару сек призадумался.
– Вы извините, кажется, реально туплю… Получается – врач вам не нужен, но вы хотите, чтобы я ее вызвал? Причем себе.
Дед загрустил.
– Мне не врач нужен. Мне Тамара Михайловна нужна.
Короче, дед, я так понял, тоже попал. Эта докторша на старости лет просверлила ему сердце, и вот теперь он хотел, чтобы я поработал на него сутенером. Я продолжал стоять там у него в комнате и кивать, но на самом деле уже совсем его не слушал. Я думал про Петю – про то, какой он охуенный чемпион, причем из Америки, и про то, каким глубоким ростовским дном явлюсь на его фоне. Я не знал, как он выглядит, поэтому в итоге он стал похож на Нео из «Матрицы». Да какой похож – он просто взял и стал самим Нео. Быстрым и охуенным.
Или даже Морфеусом – молчаливым и смертоносным.
Но скорее все-таки Нео. Потому что он вообще охуенный.
Я думал обо всех этих странных вещах, и хрупкие поросячьи домики, про которые вспомнила сегодня Юля, разлетались в щепки, оставляя после себя одних мелких розовых терпил – Ниф-Ниф, Наф-Наф, Ноф-Ноф – хер запомнит, как их там звали.
Зря, в общем, эту тему завел отец.
* * *
Когда приехал к вечеру в клуб, раздражало уже буквально все. Какой-то художник со своими подручными привез и развешивал над баром огромные смешные картины про Ленина, Сталина и голых баб, но сегодня это почему-то бесило. В любой другой день я бы сам поржал. Народ собрался из всех углов клуба, чтобы как раз этим заняться, а меня их ржач не прикалывал.
В чайной комнате ярко горели лампы. Это раздражало.
В коридоре не горели лампы. Это раздражало.
Там, где обычно курят, никто не курил. Это раздражало.
На кухне о чем-то по-китайски перекрикивались повара. Это выносило мозг.
Когда с картинами про вождей улеглось и все заныкались по своим каморкам, охранники решили добить меня, включив допотопный, стоявший в качестве декорации над камином телевизор.
– Гайз, – сказал я этим славным, облепленным бицухой парням. – Давайте выключим долбаную рухлядь, мне надо работать. А лучше сразу вынесем ее на помойку. Откуда вообще тут черно-белый телик?
Но парни объяснили, что настала пора им постригаться, а делают они это строго перед телевизором, включая его только для этой цели раз или два в месяц.
– Традиция, браток. В армейке так было поставлено, и потом – когда дембельнулись. Нехорошо нарушать. У нас, типа, парикмахерская. Рассасываемся втихую от командиров.
Я посмотрел на их обтянутые черными майками тела и согласился.
– Традиции – это святое. Но вы можете хотя бы канал переключить? На хрена вам фигурное катание?
– Да нам похуй, вообще-то, что там показывают. Главное, чтоб он бормотал. В Чечне любое слово из телика было по кайфу – лишь бы с Москвы и по-русски.
– Тогда переключим?
– Нет.
Тот, что отвечал мне, включил машинку и начал стричь того, который сел на табурет. С минуту мы втроем, не отрываясь, наблюдали за черно-белым фигуристом, вертевшим свою партнершу как только можно. И даже как нельзя. Фигурист был вылитый Нео из «Матрицы».
– Слышь, а чо это? – заговорил подстригаемый. – Чемпионат мира? Или Европы?
Подстригавший вырубил машинку.
– Да я хэзэ, – ответил он через пару сек размышления. – Не один ли пень?
– Ну так-то да.
– Парни, – вмешался я в их спортивную жизнь. – А почему переключить нельзя? Или вам западло? Так я давайте молоток принесу и расхуячу вам эту бандуру.
– Бля, ты чо такой резкий? – удивился тот, что подстригал. – Не видишь, там ручки нет? Потому и нельзя.
Так-то нам похуй, я же тебе сказал.
Пассатижи нашлись у звуковиков, и уже через пару минут я клацал переключателем каналов. Он щелкал, как пистолетный затвор, а мы выбирали, что лучше подходит для стрижки.
– Во-во-во! Новости оставь! – тормознул меня подстригаемый. – Надо выяснить, чо там в мире творится.
– …взрывное устройство было приведено в действие около двадцати минут назад, – говорила дикторша в серой студии, сама во всем сером. – Информация о пострадавших на данный момент противоречивая. Из вестибюля станции «Белорусская» продолжают выводить людей…
У
