пришел?
– До одного человека. В «Олимпийском» никто еще столько не собирал. Ты гигант, Толя!
– Нет, я – ростовский.
Город этот качал отлично. Все фишки, о каких в Германии рассказывал Митя, все придумки Коли Дуксина и его команды – сработали на сто баллов. Огонь полыхал на трибунах, я уходил по языкам сцены в кипящее море, мы знатно качали рэпчину на этих волнах.
Десятки тысяч рук взлетали и раскачивались, как высокая трава на ветру – вверх и вниз, влево и вправо. Всегда в одном ритме, в одном дыхании. И этим дыханием был мой рэп. К финалу концерта обычно уже трудно понять, кто тут кого качает – я их или они меня. Но порывы бывают такие, что, если б не стены и крыша, мы бы все с этим ветром точно сорвались и унеслись.
На «Сансару» ко мне с микрофонами выбежали дети – Лиза и Костя. Чтобы я попел их голосами. До того, как меня не станет. Море вокруг нас притихло.
«Всю мою жизнь я иду ко дну,
Всю мою жизнь я искал любовь,
Чтобы любить одну…»
И тут они подхватили. Практически сразу. Мои дети и весь этот город вокруг меня:
«Нас не стереть, мы живем назло,
Пусть не везет, но мы свое возьмем…»
Я смотрю на море их рук, на океан огоньков, на поющих людей и понимаю, что мы одно целое:
«Тысяча меня – до меня и после меня будет.
В тысячах меня и в тысячах не меня – тыща меня…»
А они, это живое море, они отвечают:
«И мы снова вдребезги, и нас не починить.
Плевать – ведь наши дети будут лучше, чем мы!»
Лучше, чем мы. И в этот момент ты вдруг понимаешь, что они поют не твою песню. Они поют о своем. Каждый из них. Ты только задаешь ритм. Ты лишь начинаешь качать. А у каждого тут свое – этот сына в армию проводил, у той большеглазой дочь первый класс заканчивает, вон те двое еще не поженились, но их дети тоже будут лучше, чем мы. Они все поют о себе. Они поют свою песню. Ты лишь подсказал им, как ее надо спеть. Потому что она всегда была у них. Просто им надо было собраться всем вместе и понять это.
КОНЕЦ