шестидверного «линкольна» на миг как бы замерли в воздухе, а потом, паря, пали на асфальт, на придорожные кусты, на крыши машин, которые были впереди и сзади только что существовавшего «линкольна». Автомобили, в которые попали осколки, панически тормозили, из них выпрыгивали люди, сразу же, сориентировавшись, мчались к спасительному лесу. Автомобили, избежавшие повреждений, в разные стороны понеслись от аккуратной воронки — места мощного взрыва.
* * *
Трое из тех, кто счастливо убежал от взрыва на автомобилях, на малозаметной даче в подмосковном поселке, дома которого почти по городскому прижимались друг к другу гаражами, выпивали. Сидели в кухне-столовой и выпивали по уголовной старинке. Без прибамбасов заграничных. Хорошая водка, хорошая селедка, хорошая картошка, хорошая колбаса. Выпили очередную, и тот, который когда-то произносил речь в загородном ресторане, ограничился одной раздраженной фразой:
— Ну и где же ваш бородатый гений?
Второй, тридцатилетний быстроглазый малый, успокоил:
— Обещал в три, значит, будет в три. Он никогда не опаздывает.
Вошел в столовую четвертый и молча уставился на третьего, жирного красавца, который, почти отвечая на вопрос, спросил:
— Не говорит?
— Говорит, но не о том, Боб.
— Все то же?
— Все то же. Прибыл, мол, выводить свою самостоятельную трубу на Москву, потому что слыхал, что на шелковом пути мосты рухнули.
— А, может, он правду говорит? — сказал пятый, приход которого не сразу заметили. Этим пятым был бородатый Глеб. — Здравствуйте, господа.
— Садись, Глебушка, — пригласил первый и налил в чистый стакан «Гжелки».
Глеб сел, насмешливо посмотрел на говорившего, поднял стакан:
— Слава богу, уже Глебушка. Значит, понадобился вам, граждане главные кикер-резиденты. — Все молчали, пока он принимал стакан. Принял, закусил селедочкой. — Обратились бы пораньше, может, и Чабан был бы жив. Так-то, гостеприимный Петр Иванович.
— Зря порожняк гонишь, Укроп Помидорыч, — обиделся Петр Иванович.
— То Глебушка, то Укроп Помидорыч, — слегка удивился Глеб, но не стал обижаться. Времени не было. — Почему решили, что убийство Егорыча подготовил этот бакинский шашлычник?
— Больше некому, Глеб, — вступил в разговор тот, которого звали Бобом. — Он единственный серьезный конкурент на нашем рынке.
— К которому вы меня не допускали, — добавил за него Глеб.
— Чабан тебя берег. Наше дело знаешь какое: одна промашка — и отстегивай копыта. А ты у него за ребе был, — все объяснил самый молодой, быстроглазый.
— Да ладно, Миша, мозги мне жбанить. В долю брать не хотели, и вся наука. И от жадности совершили роковую ошибку: образовали две абсолютно автономные структуры — фирму «Спи спокойно» и вашу наркопаутину. Фирму так прижали, что нам самим пришлось участвовать в ее ликвидации. А вы даже не удосужились связать это с провалами шелкового пути. Нас душат на всех фронтах, неужели не понятно? И, наконец, для того чтобы так грохнуть, как грохнули Чабана, нужны мастера высочайшего класса. Откуда они у окраинного чернослива? Где он?
— С ним ребята Ляха, — Миша кивнул на пришедшего с информацией, — в гараже работают. Сходи туда, если общнуться с ним хочешь.
— Вот туда-то я и не пойду. Сильно вы его изуродовали?
— Да нет, слегка по суставам прошлись, — скромно признался Лях.
— Ходить-то может?
— Отдохнет часика три и сможет.
— Афиша хоть цела?
— Что мы, варвары, что ли? — обиделся Лях.
— Приведите его в порядок и, хоть волоком, к нам за стол, — уже приказывал Глеб.
Лях повернулся к Петру Ивановичу. Тот разрешающе кивнул.
Максуд Ибрагимович сидел перед стаканом водки. В хорошей двойке, в крахмальной рубашке, при галстуке. Сидел и тихо плакал.
— Что ж вы не выпьете, Максуд Ибрагимович? — вежливо осведомился Глеб. — Или религиозные предрассудки не позволяют?
— Позволяют, — тоненько сказал Максуд. — Руки не слушаются.
Миша заботливо поднес стакан к робким устам Максуда. Тот сделал два глотка, запаузил, но Миша настоял на своем: стакан был опорожнен до дна. Прокашлялся Максуд, отплакался, нашел силы прожевать кусок колбасы.
— Ну и как? — осведомился Миша.
— Теперь лучше, — перейдя с альта на баритон, признался Максуд.
— Поговорим? — предложил Глеб.
— О чем? — покорно спросил Максуд.
— О том, как вы свой канал на Москву хотели выводить.
— Я не убивал Чабана, — сказал Максуд и опять заплакал.
— Допустим, в это мы поверили. Но рынок-то хотели прибрать. Каким образом?
— Меня Карик Абушев на богатые концы пообещал вывести.
Глеб молча посмотрел на Петра Ивановича и перевел взгляд на Ляха. Все понял тертый-перетертый Петр Иванович. Ласково попросил Ляха:
— Присмотри, чтобы в гараже порядок навели. Ваши инструменты, я думаю, больше не понадобятся, а лишних следов нам не надо.
Лях кивнул, с нехорошей улыбкой посмотрел на Глеба и удалился.
— Карика вы, естественно, привезли в Москву? — вопросом догадался Глеб. — Где он сейчас?
Деваться было некуда, и Максуд признался:
— Я его у своего двоюродного брата в Мытищах прячу.
— Успел он вас с кем-нибудь из тех богатых концов познакомить?
— Только со связной-посредницей.
— Она обещала что-нибудь?
— Через несколько дней конкретного клиента.
Глеб налил себе в стакан (немного), откинулся на спинку стула и решил:
— Что ж, отдохните часочка три-четыре, Максуд Ибрагимович.
— А потом они меня опять? — тихо ужаснулся Максуд.
— Исключено. Просто вы сейчас назовете адрес и пароль Карика, его доставят сюда, и мы все вместе дружески поговорим.
…Карик в страхе смотрел на Глеба, а тот, еще раз хлестнув этого дешевого пушера раскрытой ладонью по лицу, спросил брезгливо:
— Ты такой неграмотный, что не мог просчитать самую простую вещь: после каждой твоей крупной продажи через эту девицу рушился один из мостов на шелковом пути. Ты действительно такой неграмотный или просто жадность фраера сгубила?
— Жадность этого фраера сгубила не его, она сгубила хорошо поставленное дело, — ответил Миша. Схватил Карика за волосы и, заглянув ему в глаза, задал простой и приведший клиента в оцепенение вопрос: — Помимо законного процента ты с этого еще имел?
— Платила, если оборачивался раньше срока.
— Поспешишь — людей насмешишь, — сказал Глеб. — Вот ты и смешил их людей, которые шли по цепочке, на которую ты, поспешая, наводил их.
Максуд Ибрагимович, сидевший в стороне, укоризненно покачал головой — осуждал легкомысленного молодого человека. Помолчали. Потом Глеб стал размышлять вслух, обращаясь к Петру Ивановичу, Мише и Бобу:
— Что-то с ним делать надо. Если больше ни черта не знает, зачем он нам? Только лишний фонарик для засветки. Ведь не знаешь ничего? — это уже к Карику.
— Знаю-знаю! — в паническом азарте закричал Карик. — Дважды эту Ольгу с ее лабаном видели, и машину его — «фольксваген»!
— Опознать можешь? — лениво спросил Петр Иванович.
— Кого? — не понял Карик.
— Лабана и его машину, раздолбай.
— Так не я видел, а мои макилы, которые у меня на атасе.
